– Знать бы, чего ждать!
– А ты, царь, ко всему готов должен быть. На тебе ответственность громадная, за всю Русь, за весь народ. Ты со всем справишься, потому как помыслы твои чисты и светлы. Ты желаешь своему народу мира и благоденствия. Это очень важно, царь.
Иван поднялся с кресла, подошел к Ургину, вставшему с лавки.
– Благодарю тебя, Дмитрий, за понимание, за поддержку, за все, что делаешь во славу нашей отчизны. Ты прав, не след русскому царю прятаться от беды, тем более бояться ее. Во мне нет страха, Я думаю вовсе не о себе, а о тех людях, которые доверили мне свои судьбы.
– Ничего, государь, всякие времена бывали. Но Русь как стояла, так и стоит. Иному не бывать. Ступай-ка ты, государь, к жене. Она и приласкает, и успокоит, и согреет твою душу своей любовью.
– Да, пойду! У тебя дома все в порядке? Не нуждаешься ли в чем?
– У меня, слава Богу, все в порядке. Ургины, государь, ни в чем не нуждались даже тогда, когда на стол поставить было нечего.
– Ты гордый, как и должно русскому человеку! До завтра, Дмитрий.
Князь Ургин поклонился и вышел из палаты.
Во дворе его ждал Григорий Тимофеев.
– Домой, Дмитрий?
– Да.
– Провожу тебя, а сам поеду в старый родительский дом.
– Зачем?
– Что-то потянуло туда. Может, просто одному побыть нужно?..
– Воля твоя.
– А что государь?
– На покой отправился.
– Видел его, когда он в храм с женой ходил. Иван был какой-то не такой, как обычно, да и царица печалилась.
– Все-то ты, Гришка, видишь!
– Так глаза на то и даны, чтобы видеть, а уши – чтобы слышать. Вот и о Василии Блаженном слыхал, как он молился и рыдал, будто мертвецов оплакивал.
– Может, и оплакивал. Тех, что весной погорели.
– Ага! Вчера нагишом как ни в чем не бывало по Москве бродил, а нынче вдруг в храм плакаться пришел. Нет, Дмитрий, он чует что-то недоброе.
– Так поехал бы в монастырь да прознал, о чем печалится юродивый.
– Сам у него спросишь.
– Тогда и болтать зазря не след. Веди коней!
Князь Ургин и его родственник подъехали к дому поздно. Григорий, как и обещал, во двор не заглянул, отправился на посад к старому родительскому жилищу. Слуга Кирьян увел Коршуна в конюшню.
Дмитрий вошел в дом, где его с радостью встретила супруга, верная Ульяна. Чувство к ней у Дмитрия с годами не превратилось в привычку иметь рядом жену, но только усиливалось. Дмитрий по-прежнему обожал Ульяну, и уничтожить эту любовь могла лишь смерть. Вместе с Ульяной князя встречала и дочь Агафья, которой в апреле исполнилось три годика.
Ургин обнял и поцеловал жену, поднял дочь на руки.
– А где наши молодые: Алексей, Глаша, внук Иван?
– Так они в Благое поехали. Или забыл, Митя, что отцу Глаши пятьдесят годков стукнуло?
– Ах ты! Забыл, Уля, совсем закрутился на службе. А ты чего с ними в Благое не поехала?
– Куда ж я без тебя? Где муж, там и жена должна быть. А Порфирию я отписала, что мы с тобой приехать не можем. Глаше подарков дала, денег. Думаю, ее родители в обиде на нас не будут. Да и торжеств-то тех один денек сегодня. Завтра с утра Алексей обещал приехать. Глаша попросилась остаться в Благом, погостить у родителей. Я разрешила, Алексей тоже не противился. А мы поздравим Порфирия, как сами в Благое приедем. А что это я Гришу не вижу? Брат в Кремле со стражей остался?
– Нет, Уля, он поехал в ваш старый дом.
– Чего это он так решил?
– Сказал, тянет его туда.
– Странно.
– Да ничего странного. Может, у него невеста появилась, и он ей свидание назначил? А где, если не в старом доме, это всего удобнее? – Ургин улыбнулся.
– Что ты, Дмитрий! Не женился Гришка в молодости, а теперь уже поздно.
– Ну, не скажи, родная. Григорию-то сорок лет всего. Сам видный, крепкий, состоит при особой страже. Для вдовушек, которых на Москве немало, жених завидный.
– Ты смеешься?
– Смеюсь. Но не знаю, с чего Григорий принял решение ночевать в родительском доме.
– Ну и пусть. Узнаем. Ты Агафьюшку отпусти, руки ополосни, переоденься в домашнее да после молитвы давай к столу. Проголодался, поди?
– И проголодался, и по тебе соскучился.
Ульяна засмущалась.
– Давай мне Агафью! Ей спать пора.
– Хорошо. Только ты, Ульянушка, после того как уложишь дочурку, собери в дорогу вещицы самые необходимые да драгоценности, которые у нас есть.
Жена удивленно взглянула на мужа.
– Мы куда-то поедем?
– Не знаю. То ли да, то ли нет. Но коли поедем, то в Благое.
– Это ты решил из-за свата Порфирия?
– Не только. Уля, я сказал, ты собери вещи, а дальше видно будет, поедем или нет. Много не бери, если придется, поплывем до села рекой.
– Хорошо, но я тебя не понимаю.
Ургин обнял жену.
– А ты, Уля, не думай, пожалуйста, выполни мою просьбу, и все!
– Ладно.
После молитвы и ужина Ургин проводил супругу в детскую, укладывать дочь спать. Потом он вызвал к себе Егора Лихого, ратника особой стражи, который на усадьбе князя.
Тот явился быстро.
– Звал, князь?
– Да, проходи, Егор, присаживайся.
– Постою, насиделся у ворот во дворе.
– Как хочешь. Сейчас пройди к причалу, глянь на нашу ладью. С утра гребцов туда отправь, будь наготове княгиню с дочкой по реке доставить в Благое.
Ратник, как и супруга Ургина, удивился.
– Конечно, это не мое дело, но могу я узнать, почему такая спешность?
– Может случиться так, что придется увозить семью из Москвы. Это все, что я могу сказать.
– Тебе грозит опасность? – Глаза верного ратника блеснули нехорошим огнем.
– Нет, Егор! Но то, что сказал, сделай. Ладья к утру должна быть готова к плаванию.
– Сделаю, князь! Вот только что-то не нравится мне твое решение. Ты чего-то скрываешь, а надо ли? Мы же тебе до гроба верны!
– Повторяю, мне, Егор, как и семье, ничего не грозит. Закончим на этом.
– Ты князь, твое слово – приказ. Позволь исполнять?
– После ужина.
– Добро. Все сделаю, не сомневайся. Вопрос задать можно?
– Давай.
– Григорий в Кремле остался?
– Нет. Поехал в свой старый дом.
