В пятнадцать минут первого Ларионов по телефону принял поздравление от начальника дивизии за успешно проведенный бой.
– Дивизия выполнила свою задачу, – заключил Порецкий
[42]
. – В два часа дня получите приказ об отходе.
Когда Ларионов останавливал контратаку бригады, полковник Триковский, чрезмерно увлеченный успехом, ругнулся в трубку, распиная нерадивое командование:
– Это же настоящая измена, раз не позволяют отплатить за вчерашние потери!
Пришлось его успокаивать:
– Вероятно, не желают, чтобы мы с вами, Николай Семенович, оказались в мешке.
Приказ на отступление пришел вовремя, ровно в два часа, как и обещал начальник дивизии. Но помимо необходимости организовать отход своей бригады он возложил на Ларионова прикрытие отступления 20-го и 17-го стрелковых полков. Когда эти полки начали уходить, противник снова подвинул артиллерию вперед, открыв залповый огонь, а свою пехоту направил в охват правого фланга батальона 226-го Землянского полка. Благо капитану Андрееву вовремя передали приказ о снятии с позиций, и тот уже отступал с боем. Сравнительно легко ушел 101-й полк, а за ним, отстреливаясь от наседавшего врага, и 103-й, понесший наиболее тяжелые потери. В прикрытие Ларионов определил 104-й полк с одной батареей. Приказ на это полковнику Триковскому писали уже под непрерывный свист пуль. Казак, ожидавший пакет, готовый в любую секунду сорваться с места в галоп, вдруг дернулся и упал с гарцующей лошади, хрипя и заливаясь кровью. Пришлось отправлять другого.
Когда и как отошли 18-й и 19-й стрелковые полки, Ларионов не видел. Похоже, они направились к другим переправам, произведя лишь короткую контратаку севернее 17-го стрелкового полка.
Подъехав к Даркемену – маленькому городку на реке Ангерап, – генерал почувствовал себя совершенно разбитым. Его буквально шатало из стороны в сторону от усталости, голода и жажды. Пробираясь прямыми, мощеными улочками города, набрел на ручеек, бивший тонкой струйкой из круглого отверстия в каменной стене. Припал к нему, жадно хватая иссушенными, потрескавшимися губами студеную воду. Вкуса совсем не чувствовал. Зато напился и сел отдохнуть прямо на мостовую.
Мимо проходили колонны. Один солдат, такой же изможденный, остановился хлебнуть водицы. Вытираясь рукавом, глянул на устало привалившегося к стене Ларионова, вздохнул, пошарил в кармане и молча протянул генералу сухарь, весь черный и затвердевший, словно уголь. Ни раскусить, ни разломить его не получилось. Ларионов сунул заскорузлый хлебец под струю воды, подержал, но и это не помогло. Жевать сухарь оказалось абсолютно невозможно. Досадуя, что так и не смог утолить голод, генерал влез в седло и продолжил путь.
На небольшой площади в северной части города ему повстречались походные колонны 17-го и 20-го стрелковых полков с артиллерией, благополучно покинувшие свои позиции. Вслед за ними Ларионов перешел через мост на правый берег Ангерапа. Мост был добротный, каменный, строившийся, как видно, на века. За ним, справа от шоссе, сгрудились остатки рот 103-го полка. Жалкая горстка по сравнению с тем, что было раньше. Там же стояли пулеметные двуколки, битком забитые ранеными. В двуколках кто лежал, кто сидел. Одни стонали еле слышно, другие исходили на крик, прося о помощи, третьи умоляли добить их, чтобы не мучиться. Синюшные или с багровыми пятнами голые тела в окровавленных бинтах, а то и в грязных, изорванных тряпках. Тяжко было думать, что еще пару часов назад эти люди, вполне себе здоровые, сильные телом и духом, смело вставали грудью на врага во имя своей Отчизны. А теперь нет никакой возможности облегчить им страдания…
Среди офицеров генерал заметил подполковника Козел-Паклевского, командира 1-го батальона. Подъехал к нему, спешился.
Поприветствовали друг друга. Ларионов спросил:
– Сколько с вами людей?
– Триста пятьдесят или четыреста, около того. Все, что осталось от девяти рот.
– Соберите из них сводный батальон… Это что за орудия? – Ларионов показал на окраину ближайшего леса, где в запряжке стояли две легкие батареи. Только вот лошадки у них больно куцые. На деревенских похожи.
– Из 57-й артиллерийской бригады, – пояснил подполковник. – Задержаны здесь инспектором артиллерии корпуса. Не знаю почему. Наверно, на случай боя у Даркемена.
– Что ж, как раз тот случай. Скоро подойдет наш 104-й полк. Немцы наверняка будут его преследовать. Поэтому займите вашим сводным батальоном позицию на этом берегу и обеспечьте переправу для 104-го. У вас в распоряжении будет 5-я батарея и эти две, что у леса.
Они обошли берег, внимательно изучая будущую позицию. Удобная, ничего не скажешь. Высокий, крутой косогор. Вполне можно малым числом держать оборону. Не помешает, конечно, усилиться хоть немного. Было бы кем…
А там что за часть на подходе?
Ларионов заметил довольно крупную войсковую колонну, которая переправлялась по мосткам через Ангерап где-то в одной версте южнее Даркемена. Похоже, целый батальон. Часом не 101-й ли полк объявился? Два всадника впереди уже ступили на берег и взбирались по косогору. Решив использовать эту колонну для усиления отряда Козел-Паклевского, генерал направил к ней Косолапова с приказом прибыть сюда.
Как выяснилось, это шел батальон 226-го Землянского полка, возглавлял который сам командир, полковник Тутолмин, оказавшийся одним из тех двух всадников – плотный мужчина в годах, с окладистой бородой-лопатой.
– 101-й полк уж с полчаса как переправился, – сообщил генералу Тутолмин. – Если нужно, у меня здесь два батальона моего полка. Мы стояли в резерве вашей дивизии. Можете всецело нами располагать.
– Буду весьма признателен. – Ларионов удовлетворенно кивнул. – Разрешите, кстати, выразить вам благодарность за отличные действия батальона капитана Андреева. Очень выручил. Андреев обязательно будет представлен к Георгиевской награде. Что касается нынешнего момента, то начальник 26-й дивизии уехал на ночлег в Буйлиен, поручив мне организацию и управление отходом. Поэтому ваши два батальона и вон те батареи у леса я назначаю в арьергард, командовать которым будете вы. Встанете здесь, у Даркемена, вдоль берега.
– Слушаю, ваше превосходительство, – спокойно воспринял полковник свое назначение и приступил к отдаче приказаний, организуя рубеж обороны.
Солнце садилось, низко нависнув над горизонтом. Огненный шар нижним краем касался Бейнуненского леса, только что оставленного русскими частями. Последним из них по железнодорожному мосту через Ангерап уходил 104-й Устюгский полк. На счастье, противник его не преследовал. Когда с моста на берег сошли замыкающие колонну солдаты, Ларионов попрощался с полковником Тутолминым, сказав напоследок:
