Попала Предслава на корабль к купцу живым товаром. Кабы сама только, то, может быть, не стала бы бороться, покорилась бы судьбе. Но сыночек ее был с ней. Один в один покойный сокольник – и глазки такие же васильковые, веселые, и носик. Она и назвала его Соколиком, окрестили в честь св. Николая. Она, соединив эти два имени, звала его ласково Колишей. И его в холопское ярмо? Начала биться, к людям взывать, мало бунт не подняла.
Все эти подробности Предслава рассказала позже, когда привыкла к Илье и его товарищам.
Купец был опытный человек. Понял, что от одной такой смутьянки может большая беда приключиться. Мужчины, давно забывшие волю, вдруг начинают тосковать о свободе, женщины, давно смирившиеся с рабской участью, вдруг начинают держать глаза не так, как рабыне пристало – долу, а прямо. Только смотри – путы проверяй, того и гляди перетрут. Ладно, если просто сбегут, – могут и на хозяина кинуться. Сколько в одном насаде челяди? Человек двадцать. А охранников вместе с командой – пять или шесть? Как же так выходит, что двадцать человек не могут с пятью справиться? Ременные путы? Путы, конечно, важная вещь. Но важнее ременных пут – путы душевные. Смирился человек со своей участью – и никаких иных пут уже не нужно. Перетереть эти душевные путы еще сложнее, чем те, что плетутся из бычьей кожи.
Доброшка, когда слушал неторопливый рассказ Предславы, сначала тоже подивился, что полоняне не возьмутся все вместе да и не сбросят с насада охрану. Если бы двинули вместе, то ни мечи, ни кнуты не спасли бы сарацинского купчину и его дружинников.
Несколько человек бы погибло, но остальные оказались бы на свободе. Но, размышляя дальше, понял, что не все так просто. Кому хочется оказаться в числе тех самых погибших? Что ему толку будет, что остальные сбегут с насада? Для него-то земная жизнь закончится. А что там дальше его ждет, в посмертии, – поди знай. Если верить варяжским сказкам, то ждать такого героя должен богатый пир у главного варяжского бога. Но если человек совсем не варяг?
Кроме того, отец Максим говорил, что после смерти душа человеческая отправится на суд к Господу Богу. А что скажет Господь Бог такому погибшему? Хорошо, если похвалит. А вдруг окажется недоволен, что сам погиб, других погубил? Кто его знает. Дело темное. Умирать никому неохота.
Мысль об отце Максиме воскресила в воспоминаниях еще одну подходящую к случаю историю, тоже рассказанную седеньким монахом.
Есть, рассказывал он, в Индии большое животное слон. Чудесно оно без меры. Хвост у слона не только сзади, но и спереди. И этим передним хвостом слон людям служит верой и правдой. Бревна ворочает, дорогу расчищает, на войне супротивных передним хвостом хватает и оземь бросает. Силы это животное – необыкновенной. А управляет каждым слоном один маленький погонщик. Как же получается, что сильный слон во всем слушается маленького погонщика?
– Погонщик умнее? – высказал предположение Доброшка.
– Можно и так сказать, – согласился Максим. – Но дело не совсем в уме. Понимаешь, когда слон еще маленький, его привязывают крепкой цепью к железному столпу. Малыш слон как ни пробует, порвать ее не может.
– А когда вырастает, может?
– Может. Но у него с детства остается память, что путы порвать нельзя. Поэтому взрослого слона можно привязывать простой веревкой – он даже пытаться не будет ее рвать. Тако же и многие люди живут.
Тогда Доброшка несильно задумался над рассказанной историей. Теперь же он в полную силу понял, что хотел сказать этой притчей Максим.
Вот Предслава, казалось, в безнадежную ситуацию попала, но пытала свои путы на прочность – и смогла разорвать. И откуда сила взялась в такой хрупкой женщине?
Херъ
В путь отправились через два дня. Постой искать не пришлось. Обосновались в гриднице вместе с Харальдовой дружиной. Выходя на Радимовскую торговую площадь, Доброшка постоянно поглядывал по сторонам: не мелькнет ли где-нибудь Воронов человек. Но то ли он плохо запомнил лица Вороновых дружинников, то ли они еще не успели добраться до Радимова. Можно было предположить, что Ворон вовсе отказался от преследования. Впрочем, этот вариант казался самым невероятным. Чего-чего, а упорства лесному князю было не занимать. Вряд ли он мог простить врагам столь смешное поражение, что случилось тогда в пещере. Конечно, на какое-то время невесть откуда взявшийся череп на идоле Перуна должен был запутать сторонников старой дедовской веры. Но Доброшке что-то подсказывало, что слишком сильно надеяться на это не стоит.
Даже глубокая вера не может лишить сильного вождя воли. А Ворон, без всякого сомнения, был сильным вождем.
В любом случае пока опасности не было. Путешествие в компании боевого варяжского князя на правах его друзей позволяло не бояться нападения.
Когда настала пора отправляться в путь, решили, что Илья со товарищи разместятся на корабле Архимеда. В каютах разместили женщин (то есть Предславу с Белкой). Илья и Алеша заменили двух варяжских гребцов. Доброшку определили молодшим помощником, или, как станут говорить семьсот лет спустя, когда царь Петр Великий начнет по голландскому образцу строить военный флот, юнгой.
Вроде бы прямых обязанностей у него было немного. Но без дела сидеть не приходилось. Доброшка помогал женщинам на кухне, подносил уставшему гребцу ковшик кваса, иногда заменял кого-нибудь из дружины на весле. Вечерами в его обязанность входила рыбалка. Правду сказать, это дело Доброшка любил более всего.
Когда солнце опускалось к самому окоему, он раскладывал на палубе снасти и начинал свой промысел. Для рыбацкого дела у него была сплетена сеть и настроено несколько удочек. Сеть на раме забрасывалась за корму, удочки опускались сбоку по бортам. Пойманных рыбок отправляли в кадушку. Попадалось разное: и стерлядки, и лещи, и сорожка. Все шло в уху, которая была обязательным ежевечерним дополнением к корабельному рациону, состоявшему из солонины, хлеба и воды.
Когда Доброшка занимался рыбалкой, его никто не трогал – никто не хотел остаться без свежей рыбки. Это были лучшие часы. Можно было сидеть, смотреть на поплавки, на воду, на плывущие мимо берега и думать о чем-нибудь далеком и сокровенном.
Иногда к Доброшке подсаживался Архимед. Манерой говорить хозяин корабля живо напомнил Доброшке монаха Максима. Та же начитанность, та же доброта, снисходительность к чужим порокам и непримиримая строгость к своим. Когда грек подсаживался к Доброшке и начинал рассказывать какую-нибудь удивительную историю из своих странствий, тому казалось, будто он снова в монашеской келье, откуда старенький Максим, казалось, мог увидеть весь мир.
Проникнувшись доверием к Архимеду, Доброшка показал ему свою главную ценность – карту.
Архимед бережно взял в руки пергамент, развернул и принялся разглядывать. Иной неуч не сразу бы смог определить, где у листа верх, а где низ. Архимед же читал ее как книгу.
– Хорошая карта. Мастер делал. Вот Понт Эвксинский. Вот Царьград. Британия, Галлия. Вот Урманская страна – отсюда пришел наш храбрый Харальд. А вот здесь мы как раз сейчас плывем. Откуда у тебя это?
