Смотрит он в просветы между облаками на землю, где бегают, копошатся люди. За всеми успевает присмотреть – на то он и Бог. Смотрит и оценивает: кто хорошо себя ведет, а кто – плохо. Кто хорошо, того потом к себе возьмет, в свое Царство. А плохих к чертям в ад отправит. Да и поделом им.
Подошел Илья, тихонько тронул за плечо и показал куда-то вверх. Доброшка посмотрел. Не отойдя еще от своих размышлений, он ожидал увидеть там ни больше ни меньше как самого Господа Бога на облаке. Но увидел всего лишь человека средних лет, стоявшего на хорах – внутреннем балконе храма. Человек был ничем не примечателен. Русые волосы. Простое лицо. Бородка клинышком. Доброшка вопросительно оглянулся на воеводу. Тот склонился к самому уху и прошептал:
– Ярослав! Князь…
Удивлению Доброшки не было границ. Дело было даже не в том, что князь оказался на богослужении. Все-таки Десятинная церковь была на тот момент самой главной церковью в Киеве.
Удивляло другое – выглядел он как обычный человек! Не так в Доброшкином представлении должен был выглядеть владыка огромной державы. Конечно, Доброшка в жизни видел всего двух князей: Харальда-конунга и Ворона. Но все же!
Харальд, особенно когда нарядился в свой «выходной» убор, выглядел, без сомнений, по-королевски. Смотрел соколом. Повадку имел гордую и выделялся даже среди своих дюжих дружинников красотой сильного тела. Конунг был похож на вожака волчьей стаи. Казалось, власть ему принадлежит не только по праву рождения и титула, но и потому, что среди своих волков-викингов он был самым лютым и яростным волком. Отбросив свое королевское происхождение, он мог сойтись в поединке с любым из своих дружинников и вышел бы победителем. Его власть была безусловной, природной властью сильного зверя над менее сильными.
Человек, стоявший на хорах, казался не столько даже слабым, сколько усталым. Он стоял ссутулившись. Плечи его опустились, будто под тяжестью неподъемного груза. В волосах серебрилась ранняя седина. Усталые глаза, обращенные к золотившейся в полумраке иконе Спаса, застыли. Казалось, он не молится, а думает какую-то давнюю, тяжелую думу.
Доброшка смотрел во все глаза. Будет о чем дома батюшке с матушкой рассказать! С самим великим князем Киевским в церкви на молитве стоял!
Вдруг Ярослав будто очнулся от забытья. Повел очами, встретился с Доброшкой взглядом, несколько мгновений смотрел, потом повернулся и скрылся под сводами хоров.
Доброшка спускался с высокого церковного крыльца, переполняемый впечатлениями. В голове теснились вопросы: почему Харальд силен, храбр и на мечах первый, но королевство свое потерял? Ярослав же – на лихого рубаку совсем не похож, а державу свою держит. Как так? Это с одной стороны.
Если же с другой стороны зайти, то еще непонятней: почему Харальд даже в изгнании на чужбине – вечно весел, пьет, лезет в драку и хохочет даже тогда, когда ему подбили глаз. А Ярослав – на престоле прочен, а, видно, радости нет у него, на лице печаль.
Доброшка пробовал было заговорить об этом с Ильей. Но тот лишь пожал плечами. Эх, спросить бы у Архимеда, тот наверняка разложил бы все по полочкам. Да нескоро теперь с ним увидеться придется.
На постоялый двор Доброшка возвращался один. Илья отправился разыскивать своего давнего знакомца, княжеского тиуна, и Белку взял с собой. Алешка отправился гулять по торгу.
Неспешно шагая по деревянным мостовым, Доброшка думал, что не всякому выпадает такая судьба, как ему. Вот матушка или старший брат никогда дальше десяти верст от Летославля не выезжали. Отец – да, много повидал. Но и он, новгородец, в главном стольном городе не бывал. Да и большая часть его земляков проводили всю жизнь там, где родились. Считали это хорошей, доброй жизнью. Странникам, забредшим на чужбину, пожалуй, даже сочувствовали. А ведь на белом свете столько интересного! О домоседах не складывают сказаний, не поют песен. Конечно, немало горестей и бед может свалиться на голову путешествующему, он и сам, если подумать, не раз мог погибнуть за то время, что прошло в пути. Но смертушка – она и дома настичь может: вражеской стрелой, моровым поветрием или еще какой напастью. Ждать ее? Да пропади она пропадом. В путь! Только в путь.
С этими веселыми, бодрыми мыслями Доброшка дошагал до постоялого двора и зашел в отведенную им избу. Едва только он поднялся на тесовый крылец, из горницы послышались детский стон и плач.
От неожиданности мальчишка замер на месте – не показалось ли? Но стон повторился. Доброшка стремглав бросился внутрь. Представшая перед его глазами картина была ужасна.
Предслава лежала ничком на дощатом полу. Из-под ее головы вытекала струйка крови. Рядом, вцепившись в поневу, сидел Колиша и горько рыдал.
Червь
Харальд не зря берег в просмоленном сундуке богатые одежды, которыми одарила его покойная матушка. Матушка знала: они пригодятся, когда придет его пора начинать взрослую жизнь правителя и судьи. Не зря тащил их с собой через половину мира. Пригодились. Явиться к правителю огромной страны в дорожном плаще было, конечно, недостойно конунга.
Отправляясь в Гардарики, Харальд и не подозревал, насколько велика и многолюдна эта страна. Родную Норвегию можно было пересечь за неделю, землю данов – и того быстрее. Поистине велик русский князь, если держит под своей рукой земли столь обширные! Поэтому, ступив на деревянные мостки киевского причала, он испытал незнакомое чувство. Внутри метался неприятный холодок, ноги передвигались с трудом. «Э, да ты трусишь, Харальд-конунг?» – сказал он себе. Одно дело сражаться хоть с целым полчищем врагов, и совсем другое – вести беседу с правителем, кого хотелось бы видеть другом. И не просто другом. Уверенность в том, что Ярицлейву-конунгу обязательно захочется взять на службу норвежскую дружину, таяла, как снег на весеннем солнце.
Харальд попытался унять волнение, но ничего не получилось. Никакого представления о том, как нужно вести беседу с русским конунгом, у него в голове не являлось.
– Как думаешь, – обратился он к Архимеду, – нужна ли Ярицлейву-конунгу наша служба, примет ли он нас?
– Не знаю, славный конунг… – Архимед ненадолго задумался. – Полагаю, служба твоя ему не нужна, но он все-таки примет тебя и твою дружину.
– Как это может быть? Зачем же он будет платить серебро воинам, если они ему не нужны?
– Ярослав слывет мудрым правителем и поэтому не может не понимать, какую опасность для его подданных может представлять не пристроенная к делу варяжская дружина на его землях. Он предпочтет сам заплатить тебе, чем тревожиться о том, не грабят ли варяги его земли втайне от него.
– О, хорошо, если так, Архимед.
– Хорошо. Но только имей в виду, что надолго в Киеве он тебя не оставит. Ушлет куда-нибудь воевать. Во-первых, для безопасности городского люда, во-вторых, потому, что кормить просто так почти сотню прожорливых норвежцев вряд ли входит в его планы. И скорее всего, ушлет он тебя в западные страны.
– Почему именно в западные страны, разве у русов нет врагов на востоке?
