– Те самые и есть. Те самые разбойники, что наш отряд ограбили.
– А как ты сам уцелел?
– Так они, значит, камешки-то прихватили – и наутек!
– Как же получилось, что сильный отряд не справился с ватагой разбойников?
Человек видимым образом разволновался, по лицу его пошли красные пятна:
– Так они же наши изначально-то, колохолмские! Догнали нас: говорят, от воеводы нашего Ильи послание имеют. Мы и остановились, а они трех человек закололи – и наутек!
Такого Илья уже стерпеть не мог. Голос его прозвучал как медвежий рык:
– Врет он! От первого до последнего слова врет! Я и есть Илья, колохолмский воевода. А этого человека в городе нашем ни разу не было! Я всех наших знаю!
После слов Ильи послух взвился над лавкой как ужаленный, закричал срывающимся голосом:
– Ах ты душегубец! Самолично трех человек убил да еще запирается! Тать ночной, душа черная! Казни его, князь! Казни смертью!
Ярослав повел рукой, и тиун запихал разгорячившегося послуха обратно на скамейку, тот со всего размаху шлепнулся на седалище и затих.
Князь посмотрел на Илью:
– Так, значит, ты утверждаешь, что ты воевода колохолмский именем Илья?
– Да, князь, утверждаю.
– Но как ты оказался здесь? Почему бросил службу в Колохолме?
– Я не бросал, великий князь, я должен был камни драгоценные тебе в целости доставить. Город в безопасности. У нас там стены крепкие и воев достаточно.
– Так где же камни? И где дружина твоя? Или ты вдвоем с этим юношей и двумя детьми собирался камни привезти, почему не послал верного человека?
– Да я послал! Отрядом командовал сотник Ян!
– А при чем же здесь ты, – глаза князя сузились, – и где же, в конце концов, камни?
Илья понял, что потихоньку запутывается и каждое последующее его слово делает его речь все более и более подозрительной. Он тряхнул головой и принялся говорить, медленно, весомо отделяя одно от другого. Он знал, что ошибка в бою может стоить воину жизни, но, пожалуй, в первый раз жизнь его и его друзей могла оборваться от неосторожно вылетевшей фразы. На лбу его высыпали бисеринки пота. Проще лядину распахивать, чем на суде говорить.
– Камни вез отряд, под командованием сотника. Но как-то на душе неспокойно было – и я отправился вслед за ними. На отряд напали разбойники, но вот ребята наши – отрок Доброшка и девица Белка, – хоть и малы еще, но смогли камни спасти. Князь варяжский взял нас на свою ладью до Киева. Приказов никаких он нам не давал.
Чувствуя, что речь вроде бы выходит гладкая и убедительная, Илья приободрился и заговорил уверенней:
– Но допустили мы ошибку, оставили ларец с измарагдами на постоялом дворе. И лихие люди их исхитили и Предславушку нашу чуть не до смерти убили. Но, Бог даст, очнется, укажет на разбойника… – Илья понурился. – Вот так, князь, все как есть рассказал. Жду правды твоей.
В воздухе повисла тягостная пауза.
Ярослав подался вперед и, пристально глядя на Илью, произнес:
– Значит, ты Илья?
– Да, великий князь.
– А вот это мы сейчас проверим. Отроки, зовите следующего послуха. – Открылись створки ворот, и на судебный двор вышел сам сотник Ян. Был он мрачнее тучи. Обычно задорно торчащие в разные стороны льняные волосы потускнели и засалились. Он ощутимо прихрамывал, правая рука его была положена на лубок и примотана к телу.
Едва бросив взгляд на Илью и его спутников, он отвернулся и встал лицом ко князю.
– Скажи нам, сотник Ян, знаешь ли ты этих людей? – Ярослав прихватил свою начавшую седеть бородку рукой и с любопытством воззрился на новую фигуру.
Сотник еще раз покосился на Илью, снова отвернулся и простуженным голосом промолвил:
– Знаю.
– И кто это?
– Душегуб это. Соловей зовется.
Илья посмотрел на Яна с изумлением:
– Ян, что ты говоришь? Или не узнаешь меня? Это ведь я, Илья!
К Илье присоединился и Алеша:
– Ян, ты в своем уме? Может, скажешь, что и меня, смешно сказать, Жировитом кличут?
Ян снова глянул через плечо на загон, где находились заключенные, и буркнул:
– Может, и кличут. Мне почем знать?
– Да ты что, Ян, ты не палицей ли по шелому получил от настоящего Соловья?
Лицо Яна налилось багрянцем, жилы на шее вздулись, глаза налились кровью, он закричал хрипло, истошно:
– Душегуб ты, изверг, предатель… – тут глаза его начали закатываться, сам Ян неловко стал заваливаться в сторону и упал бы, да дюжие хлопцы подхватили его под руки и бережно вынесли со двора под навес.
– Вижу, Илья, или, быть может, Соловей, что ты и твои спутники узнали и признали Яна?
Все колохолмцы обреченно закивали головами.
– Почему он назвал тебя душегубом? – Князь смотрел на Илью в упор. Воевода не отвел взгляда, пожал могучими плечами:
– Не знаю, князь.
– Однако по всему выходит, что ты тать-то и есть. Послухи в один голос свидетельствуют…
Тут откуда-то сверху кто-то произнес четко и звонко:
– Врут твои послухи!
Все головы как по команде повернулись туда, откуда раздался голос. На высоком крыльце терема, стена которого огораживала двор позади судейского кресла, стояла княжна Елисава. Стройная, как молодая елочка, в красном аксамитовом плаще.
Еръ
Придорожная корчма на дальнем подъезде к Киеву мало походила на княжеское жилище. Но Ворон выбрал для ночлега именно ее. Держал ее молодой новгородец, который, переселившись на юг, сохранил, однако, все свои северные привычки и характерный говор: «цокающий» и «окающий». Да и двор его мало напоминал окружающие строения. Посреди огорода высилась крепкая хозяйская изба на подклети с маленькими окошками, а вокруг стояли домики поменьше – для гостей. В противоположном краю двора была сооружена большая конюшня, за которой были устроены обширные амбары для товаров.
Останавливались у него в основном небогатые купцы, которым накладно было искать приют внутри стен стольного града. Но Ворон выбрал эту корчму не из-за дешевизны: весомый кошель серебра был вшит в его пояс. Корчма находилась на отшибе, и в ней можно было сидеть хоть год, не привлекая лишнего внимания.
Неизвестно, сколько должно было продлиться ожидание. Впрочем, если время упущено, измарагды уже перешли в руки князя Ярослава и вернуть их надежды нет. Но доподлинно пока ничего не известно.
Подъехав к городу, он долго искал условное место, на котором должен был расти древний дуб. Дорогу к нему старая Добронега описала Ворону в самых мельчайших деталях, как будто хаживала по ней на прошлой седьмице. Однако на самом деле в Киеве она была более тридцати лет назад, и слишком полагаться на ее советы было бы наивно. В том, что дуб сохранился, Ворон был уверен: о нем как условном месте было сказано в письмеце, которое принес ответный голубь, но как было до него добраться?
