Они тщательно скрывали свои отношения. Хозяин фирмы «служебные романы» не приветствовал. Мог и уволить под горячую руку. Не Тамару, разумеется, а мелкую птицу — Рябова. В офисе его прозвали Рябчиком. Он делал вид, что не обижается, но на самом деле его жутко бесила обидная кличка. Стыдно было перед Тамарой. Была бы у него другая фамилия — Волков, к примеру, — прозвали бы Волком. А то — Рябчик! И не возмутишься всерьез: на смех поднимут.
Он еле дождался обеденного перерыва и вышел на воздух. Есть не хотелось. Антон решил посидеть на лавочке, дать волю своему отчаянию. К потере любимой женщины примешивался страх стать подозреваемым в убийстве. Какая из этих эмоций была сильнее, он определить не мог.
Несмотря на жару, в городе ощущалось приближение осени. На тротуары с шорохом осыпались сухие листья. На клумбах расцветали астры, которые ассоциировались у Рябова с первым сентября и началом учебы. Он не любил школу и с отвращением вспоминал учителей и однокашников. Те тоже дразнили его Рябчиком, и ему пришлось записаться на бокс. Чемпионом он не стал, зато приобрел уверенность в себе и не скупился на тычки и затрещины обидчикам. Его зауважали.
Тамара была его самой сильной любовью. Можно сказать, первой. Увлечения, которые он переживал до нее, померкли. Антон узнал, какой бывает настоящая страсть. Теперь Тамара мертва, а он не в состоянии до конца осознать непоправимость случившегося.
Он сидел на скамейке, за его спиной шелестели деревья, на проспекте шумел транспорт. Перед ним мелькали прохожие. Все это, включая небо и солнце, казалось Антону какой-то пошлой кинолентой. Но вскоре и фальшивое кино для него может закончиться.
«Мне светит тюрьма, — мысленно твердил он, растравляя себе душу. — Скоро я окажусь за решеткой. Сколько у нас дают за убийство?»
Этот вопрос он задал частному детективу. По телефону. Тот ответил, что в зависимости от обстоятельств.
«А что, у вас есть основания беспокоиться, господин Рябов?»
«Вы издеваетесь? Меня чуть не застукали на… на…»
«Но ведь не застукали же! Вы вовремя скрылись, и вас никто не видел. Так?»
«Надеюсь, так…»
«Вы пессимист, или я чего-то не знаю?» — повысил голос Лавров.
«Я звонил Тамаре перед самой… перед ее… смертью… Понимаете? Мой звонок зафиксирован! Следователь получит распечатку, и…»
«Распечатку сделают не раньше, чем через неделю. За это время кое-что прояснится».
«Вам легко говорить…»
«Позвонить человеку по телефону еще не значит убить его. И потом, вы с Тамарой вместе работали. У вас была причина звонить ей».
«Какая?» — растерялся Антон.
«Неотложная консультация по рекламному проекту, например. Придумайте! Не мне вас учить».
«Да!.. Боже… я совершенно ничего не соображаю…»
«Соберитесь, Рябов, иначе вы привлечете к себе внимание следствия».
«Ка… как они обо мне узнают? Мы с Тамарой не афишировали свои чувства».
«Мало ли как? Ваш звонок на ее телефон был последним, после чего она скончалась».
«Она умерла до того, как я позвонил… Иначе бы она ответила!»
«Вас обязательно спросят, зачем вы звонили ей в такое позднее время».
«Вы мне поможете? Это из-за вас я попал в ужасное положение. Вы не приехали, когда я вас просил! Вы…»
«Поезд ушел, господин Рябов. Я сожалею. Смиритесь и перестаньте искать виноватых. Это судьба».
«Перестать? Ну уж нет! У Тамары не было врагов, кроме Маши Веткиной… то есть Рамирес. Испанки очень ревнивые. Никому, кроме нее, не нужна смерть Тамары».
«Вы так думаете?» — усмехнулся детектив, и у Антона внутри все оборвалось. Не хватало, чтобы вместо Маши сыщик заподозрил его.
«Зачем мне убивать женщину, которую я люблю… любил…»
«Ее не успели похоронить, а вы уже говорите о своей любви в прошедшем времени».
«От любви до ненависти один шаг? Вы на это намекаете?»
«Я бывший опер. На службе всякое приходилось видеть и слышать. Поэтому я ничего не исключаю».
«Что ваша провидица из Черного Лога? — нервно произнес Антон. — Молчит? Спросите у нее, кто убил Тамару. Она должна знать…»
«Непременно спрошу, господин Рябов. Только «провидица», как вы изволили выразиться, не может являться надежным свидетелем. Канал информации, которым она пользуется, не изучен и не подтвержден научно. Это лишь общие наброски к конкретному инциденту. Некие образы, догадки. Уразумели?»
Антон хотел напомнить о довольно приличной сумме, которую он заплатил за эти «наброски», но упрек застрял у него в горле. Женщина из Черного Лога не ошиблась: Тамаре грозила реальная опасность. Настолько реальная, что ее уже нет в живых.
Молодой человек сгорбился и закрыл руками лицо.
— Вам плохо?
К нему подошла совсем юная девушка, школьница с сумкой через плечо. Она помахала рукой друзьям, которые топтались неподалеку, и склонилась над Рябовым:
— Вызвать «скорую»?
— Не надо… — опомнился он, торопливо поднялся и, пошатываясь, зашагал не к офису, а в другую сторону.
Девушка пожала плечами. Друзья позвали ее, и вся компания со смехом двинулась дальше.
Антон забыл, что обеденный перерыв закончился. Казалось, он забыл, кто он и что должен делать. Ноги сами несли его к станции метро. В голове крутилась мысль о Маше Рамирес. Лавров обмолвился, что она держит фотостудию на Тимирязевской.
— Оттуда рукой подать до Шестаковых, — пробормотал он. — Весьма удачно… весьма…
Прохожие оглядывались на него, провожали кто сочувственными, а кто и возмущенными взглядами. Первые принимали его за больного, вторые — за пьяного. Рябов в самом деле был и болен, и пьян. В такое состояние его ввели гибель Тамары и страх за себя. Он уже не отличал одно от другого. Это были последствия пережитого шока.
Спускаясь в метро, трясясь в вагоне, поднимаясь по эскалатору вверх, к выходу на улицу, Антон наблюдал за собой как бы со стороны, отстраненно.
С той же отстраненностью он двигался к студии Маши Рамирес, читал вывески и останавливал измученных духотой и спешкой людей вопросом: «Простите, где можно сделать качественную художественную фотографию?» Почему-то он был уверен, что Маша — не просто фотограф, а именно художник.
Так и оказалось. Свою студию Маша назвала «Черное и белое». Перед тем, как войти, Рябов замешкался — на пару секунд. Зачем он здесь? Что собирается сделать?
Отбросив колебания, он толкнул дверь и очутился в черно-белом холле. Глаз машинально отмечал детали обстановки: черная плитка пола, белые стены, зеркало в черной раме, вешалка, несколько стульев.
На стенах — сцены корриды. Взбешенная морда быка, тореадоры в разных позах, восторженные зрители, прекрасная испанка с розой, зажатой в зубах.
