Он занес руку, но Павлов перехватил ее за кисть.
Водитель недоуменно обернулся, глаза его налились кровью.
– Не лезь, мужик. По-хорошему прошу. Эта психованная курица под машины бросается. Знаешь такую подставу? Чтобы деньги потом, значит, с нашего брата срубить. Отпусти руку!
– Это правда? – спокойно полюбопытствовал Артем, продолжая мертвой хваткой держать руку мужчины.
Девушка поднялась с асфальта, отряхнулась. Ее раскрасневшееся лицо пылало от гнева.
– Нет, он лжет. Я пыталась поймать машину. Моей знакомой стало плохо. Никто не останавливался, и мне пришлось выйти на дорогу. Пожалуйста, помогите, она без сознания!
– Почему ты в «Скорую» не позвонила, курица? – злобно спросил толстяк.
– Свободных машин нет, я уже звонила! «Скорая» сюда будет добираться очень долго, а она не может ждать, понимаете?! – крикнула девушка.
Водитель «Тойоты» снова посмотрел на свою руку, которую крепко сжимал Артем, и его одутловатое лицо исказила гримаса.
– Отпусти, или я тебя в асфальт закатаю, – прошипел он, но Павлов лишь сильнее сжал пальцы, заламывая наглецу кисть.
Тот истошно завопил.
– Брысь отсюда! – не меняя выражения лица, приказал Павлов, и толстяк попятился назад, чуть ли не на четвереньках заковылял к своему автомобилю.
– Где ваша знакомая? – спросил Артем.
Девушка указала на остановку. Там, прислонившись к стеклянной стенке, сидела хрупкая девушка лет двадцати пяти. Возле нее хлопотала какая-то женщина, обмахивала лицо платком. Артем обратил внимание на бледность кожи девчонки. Из нее словно выкачали всю кровь.
– Идемте. Я довезу вас, – проговорил он.
Незнакомка с благодарностью взглянула на него. По ее миловидному лицу скользнула едва уловимая тень, и она на мгновение сдвинула брови.
– Что с ней? – спросил Павлов через пару минут, глядя на пассажирок в зеркало заднего вида.
– Женя после операции. Осложнения, – коротко ответила девушка.
Она с тревогой смотрела на свою подругу, которая словно провалилась в забытье и тяжело, прерывисто дышала.
– Куда едем?
– В Первую градскую, на Ленинский проспект.
Павлов бросил взгляд на часы. Если сейчас он поедет в больницу, то может не застать на месте начальника полиции – об этом ему сообщила секретарша. Но отступать уже поздно. Не высаживать же девчонок на дорогу!
– Спасибо, – сказала девушка. – Мы вам очень благодарны.
– Всегда рад помочь.
– Меня Алла зовут, – неожиданно сообщила она, и ее щеки вдруг вспыхнули так, словно в том, что она представилась, было что-то постыдное.
– А меня Артем, – ответил адвокат.
– Я вас узнала.
Павлов едва заметно кивнул. Он это понял еще там, на дороге.
– Это ведь вы ведете передачи про судебные процессы?
Павлов пожал плечами и сказал:
– Сейчас на это почти не остается времени.
– Они интересны, правда, не всегда реальны, – проговорила она. – А иногда, простите, даже пафосны.
Артем недоуменно посмотрел на девушку.
– Увы, настоящая жизнь намного жестче и страшнее, – добавила она.
С губ ее спутницы сорвался тихий стон.
Алла с тревогой наклонилась вперед и попросила:
– Вы не могли бы ехать скорее?
– Алла, вам только кажется, что мы медленно едем, – отозвался Артем. – На самом деле очень быстро. У нас будут проблемы, если на нашем пути возникнет сотрудник ГИБДД.
– Женя! – позвала подругу Алла.
Девушка открыла глаза и хрипло спросила:
– У нас осталась вода?
– Потерпи, с собой ничего нет.
Павлов молча протянул с переднего сиденья бутылку с минеральной водой.
В глазах Аллы снова вспыхнули искры благодарности.
– Спасибо. Мне уже лучше, – сказала Евгения, сделав несколько жадных глотков. – Только на грудь будто что-то давит. Да не сжимай ты мне так пальцы!
Увидев на губах подруги слабую улыбку, Алла облегченно вздохнула и разжала ладонь, которой стискивала тонкую кисть подруги.
– Скоро приедем, – сказал Артем, вывернув с Житной улицы на Ленинский проспект. – Минут пять осталось.
– Вы не представляете, как нам помогли, – сказала Алла.
– Нет проблем.
Взгляд адвоката остановился на светло-зеленом значке, нацепленном на блузку Аллы. Зрение у него было хорошее, но он не мог рассмотреть, что изображено на нем.
Они подъехали к третьему корпусу. Павлов быстро объяснил ситуацию охраннику. Тот кивнул и поднял шлагбаум, пропуская машину на территорию больницы.
– Вот мы и на месте, – сказал Артем. – Вам помочь дойти?
– Нет. Огромное вам спасибо.
Евгения лишь слабо кивнула, опершись рукой на подругу.
Теперь, когда Алла стояла у дверцы автомобиля, Павлов наконец-то смог разглядеть значок.
Две раскрытые детские ладошки, на которых алело сердечко, а над ними надпись: «Поделись сердцем».
– Алла, возьмите, – сказал напоследок адвокат, передавая девушке свою визитку. – В жизни всякое случается.
– Да, – согласилась девушка. – А сегодня случилось так, что Господь прислал вас, чтобы вы нам помогли. До свидания!
– Удачи.
«Поделись сердцем».
Что бы это значило? Артему не хотелось так думать, но почему-то память, словно принтер, выдала лист бумаги, на котором красовалось всего одно слово: «Секта».
«Впрочем, какая разница – секта или нет, – подумал Артем, выезжая с территории лечебного учреждения. – Через десять минут мы забудем друг о друге. Успеть бы в полицейский участок».
Он не предполагал, что судьба еще раз столкнет его с этой девушкой.
Первые шаги
Без пяти двенадцать Павлов был в отделении полиции. Адвокат мазнул взглядом по вывеске, красовавшейся на обшарпанном здании, и не смог удержаться от усмешки. Она была новенькая, свежая, словно ее прикрутили буквально пару минут назад. Все прочее здесь оставалось прежним. Облупившаяся краска, грязный линолеум. В дежурке стояли древние кресла, обтянутые потрескавшимся дерматином. Их, наверное, в последний момент успели вытащить из кинотеатра, подлежащего сносу.
Оболочку сменили, а содержимое осталось прежним. Можно вложить миллиарды, перешить форму и поменять таблички со значками, но эти деньги не смогут изменить сознание стражей порядка, как настоящих, так и будущих. В данном случае эпопея с реформой, преобразованием милиции в полицию, напоминала адвокату бомжа, которого впопыхах пытаются привести в более-менее презентабельный вид. Но даже если на бездомного натянуть белоснежный фрак и облить его с ног до головы самой дорогой туалетной водой, он все равно останется тем, кем был.
