Она стояла, прижав кулаки к груди, страшная и несчастная.
– Я его убью завтра утром, – заявил Андрей Ильич. – Этого вашего мальчика из хорошей семьи. Сына влиятельных родителей.
Лера шевельнула губами, зажала себе рот, странно скривилась, и тут Андрей понял, что она хохочет. Изо всех сил старается и не может сдержаться. Хохочет!..
Странным образом он моментально пришел в себя. Страх отцепился и сделал шаг назад – от изумления, наверное.
– Ты чего? – спросил Боголюбов у бывшей жены. – У тебя истерический припадок, что ли?!
– Не… нет, – проикала Лера сквозь смех. – Мне смешно, как ты ночью колешь дрова от злости!..
И она стремительно распахнула руки, обняла его, прижалась и стала тискать голову – только она умела так тискать его голову. Он выронил топор и тоже обнял ее, хохочущую.
– Ты не понимаешь, – твердила она, не отрываясь от него. – Ты ничего не понимаешь!..
…Где ему было понять! Только что от злости он готов был разнести в щепки все, что подвернется под руку – не помог, не спас, не стал слушать, не сделал ничего, и его глупые, слабые, самоуверенные девчонки попали в беду, да еще как попали!.. Со всего размаху вляпались – под самым его носом! Они же примчались, уверенные, что он спасет, а спасли их убогая Ефросинья и недотепистый Саша Иванушкин!..
Только что от злости он готов был выть и кататься по земле – если бы был на это способен, – а теперь она обнимает и тискает его голову, и кажется, что он только и делал, что ждал, когда же Лера обнимет его и станет утешать!.. Все остальное не имеет значения.
Она казалась ему раскаленной, горячей, руки огненными – может, оттого, что на улице сильно похолодало, так казалось?.. Или у нее температура?.. Боголюбов оторвал ее от себя и посмотрел в лицо.
Лера уже не хохотала, а просто улыбалась ему давней, совсем позабытой улыбкой – радостной, искренней, девчачьей. Как будто он – единственное на свете, чему вообще стоит улыбаться. Как будто ничего не случилось, у них все впереди, а вокруг огромный и прекрасный мир.
– Ты есть, и ты здесь, Андрей, – сказала Лера. – Ох, какое счастье…
– Я есть, – подтвердил он, растерявшись.
Тут с крыльца закричали:
– Андрей Ильич! Лера!.. Сколько ждать-то?!
Она нашарила его руку и повела по дорожке, залитой стеклянным светом полоумной весенней луны, и так, за руку, втащила в дом.
– К столу! – неестественно бодро вскричал Саша Иванушкин, выглянув из кухни. – Перекусим на сон грядущий!..
Боголюбов отцепил от себя Леру, вошел, двинул стул и утвердился на нем, закинув ногу на ногу.
– Андрюха, прости, – пробормотала Юлька. Он старательно отводил от нее глаза. – Я не виновата. Я сразу не догадалась, что он… сумасшедший. А потом было поздно.
– Что вы, Юлия, в самом деле! – вмешался Саша, и Боголюбов на него взглянул. Поверх клетчатой рубахи на Иванушкине был захватанный передник с вытертыми ромашками, – где он его взял? Андрей Ильич этого передника раньше на своей кухне не видел! – в руке деревянная лопатка. – Никто ни в чем не виноват, вы-то уж вообще!.. Все хорошо, что хорошо кончается! Вы колбасу жареную любите? Я очень люблю жареную колбасу!
– Где у тебя выпивка? – Это Лера спросила. Андрей мотнул головой неопределенно, и Лера не стала переспрашивать, поднялась и вышла.
– Он хотел меня убить. Он об меня сигареты тушил, – продолжала бормотать Юлька. Боголюбов рассматривал тарелку скопинского фарфора. – Я раньше только в кино видела… ненормальных. Я не знала, как мне быть, Андрей. Я только знала, что он меня обязательно убьет, и я никак не могу его остановить. Он все равно…
– Достаточно, – вдруг резко перебил ее незнакомый голос.
Боголюбов оторвался от созерцания скопинского узора, и Лера замерла в дверях с бутылкой в руках. Андрей Ильич честно оглянулся по сторонам в поисках говорившего. В старой директорской кухне были они четверо, и больше никого.
Саша Иванушкин, вооруженный деревянной лопаткой, присел перед Юлькой на корточки и сказал незнакомым голосом довольно резко:
– Я никому не позволю вас убить. Это понятно?
Боголюбов как будто увидел со стороны: тесная кухня с черными провалами незашторенных окошек, доисторическая плита со сковородой, его собственная сестра в нелепой меховой жилетке, на щеках потеки, его собственная бывшая жена, изо всех сил прижимающая к себе бутылку, он сам на стуле в нелепой воинственной позе и – Саша Иванушкин с деревянной лопаткой.
– Никому и никогда я не позволю вас убить, – повторил Саша, снизу вверх глядя Юльке в лицо. – Это окончательно и бесповоротно.
Она некоторое время рассматривала его, а потом кивнула и выговорила:
– Я поняла.
– Вот и хорошо, – заключил Саша. – Вы любите жареную колбасу? Я колбасы нажарил и макароны сварил.
В два счета он разложил на тарелки колбасу и стал сливать воду из кастрюли. Пар бил ему в лицо, он морщился и отворачивался.
– Тушенка есть, – сообщил Боголюбов, которого вдруг отпустило. – Может, с тушенкой?..
– Я ее в армии объелся. Но если хочешь, давай!.. Обещали уху, а вместо нее макароны с тушенкой! И так всю жизнь.
– А вы рыбы на уху наловили? – спросила Юлька, как будто ничего не случилось, как будто они просто ужинают после рыбалки, взяла с тарелки кусок колбасы и отправила в рот. Потом вытерла пальцы о меховую жилетку, потянулась и крепко взяла Сашу за руку. Большим пальцем он погладил ее запястье – утешил.
– Рыба в холодильнике, Модест Петрович пристроил, – сказал он весело. – Андрей, разложи еду, видишь, я занят.
– Я сама. – Лера перехватила у него лопатку.
– Жил-был у бабушки, – задумчиво произнес Боголюбов, – серенький козлик.
И разлил по граненым стаканам водку.
Вся компания словно только этого и ждала – моментально расхватала стаканы, и все их синхронно опрокинули. Юлька все не отпускала Сашу. Он и не особенно вырывался.
– Значит, так, – начал Андрей Ильич, поедая макароны. – Про мальчика из хорошей семьи вы нам после все в подробностях расскажете. Чтоб мы были ко всему готовы и во всеоружии. Юль, я тебе завтра голову отверну, поняла?..
– Поняла.
– А где моя собака, никто не знает? Как вы догадались Мотю прислать?.. И откуда Ефросинья взялась?
– Мы кричали, но никто не появился… Собака лаяла… Я думала, он ее убил… Мы ее не посылали… Я из окна увидела какую-то тетку в черном, стала кричать, но там окна не открываются, а потом она ушла, и мы думали, все… – хором затянули они.
Боголюбов переглянулся с Иванушкиным.
– Хорошо, а сейчас Ефросинья куда делась?..
Саша усмехнулся и свободной рукой почесал в затылке.
