Кривун, имея маленький рост, всегда тянулся к высоким женщинам, которые и его вроде как увеличивали. Он взглянул на часы — половина первого ночи! И какая разница, приедет он на полчаса раньше или на полчаса позже? Семейного конфликта не избежать, не избежать попреков и мордобития с кровопролитием. Он давно собирался указать жене на ее место, в конце концов, кто эту стерву обеспечивает? Она бездарно тратит его деньги и еще варежку разевает!
— Я ей покажу — главенствовать! — пригрозил Кривун, закуривая новую сигарету. — Вот возьму и поеду сейчас в казино! Что она мне сделает? Скажу пару ласковых — заткнется, как миленькая.
Он сузил глаза от удовольствия, представляя, как скажет ей: «Не хочешь, чтобы тебя нашли в мусорном баке, — заглохни!» И еще скажет: «Надоела, буду делать что пожелаю, но если услышу от тебя хоть слово — сотру в порошок». Вот так. Впрочем, он часто строил грандиозные планы по поводу благоверной, а осуществить их не решался. Сегодня осуществит, сегодня он ей…
Услышав шаги в мертвой тишине, Кривун повернулся на звук. К нему шел человек, к нему, а не мимо. Когда человек попал в световое пятно и его можно было разглядеть, Кривун улыбнулся:
— А… Добрый вечер. Что ты делаешь здесь так поздно? Подвезти?..
11
Им завязали глаза и привезли в какой-то дом, обыскали, отняли мобильники, сумки и привели в комнату, где заперли, ничего не объясняя. Ника от страха слова не могла вымолвить, опустилась на диван и застыла, уставив глаза в пол. Валдис рухнул в кресло, подпер кулаком подбородок, хмуро следил за мечущимся в поисках лазейки Платоном. А тот сначала кулаком в дверь бабахнул, двери — ничего, кулаку стало больно. Потирая ушибленную руку, Платон подался к окну, раздвинул шторы, в это время Валдис, не глядя на него, промямлил:
— Не суетись. На окнах наверняка решетки.
— Не только, — буркнул Платон. — Щитами закрыли. Черт! Кто это такие?
— Думаю, узнаем когда-нибудь. — Валдис наконец осмотрелся, поднял глаза к потолку с лепниной, над ним висела гора хрусталя. — Неплохо кто-то живет. И от него за версту разит голубизной.
Платон тоже осматривался. Комната была не столь уж большая, отделана по высшему разряду, а выдержана в двух тонах — голубом и белом. Голубые обои с белыми каемками, два голубых дивана и кресла с белыми подушками, картины в белых рамах с голубыми далями, белые стойки с полками, на которых стояли голубые и белые вазы. Платон буркнул:
— Безвкусица.
— Зато богато, — невесело усмехнулся Валдис.
Вдруг Платон обнаружил еще одну дверь, быстро пересек комнату, открыл и зло процедил:
— Апартаменты со всеми удобствами, твою… дивизию!
— Что там? — поинтересовался Валдис.
— Туалет и душ.
— Уже хорошо — не в подвал нас засунули на солому, а диваны предоставили. И сортир есть. Ника, ты как?
— Нас сегодня не отпустят?
Она, конечно, хотела услышать обнадеживающие слова, но Валдис был реалист:
— До утра точно не отпустят. И не знаю, что с нами сделают утром.
— Мама с папой с ума сойдут, — дрогнувшим голосом произнесла Ника. — Хоть бы позвонить дали…
— Ага, дадут, — зло проговорил Платон. — Догонят и еще раз дадут. Ты когда-нибудь слышал, чтоб похищали следователей и оперативника?
— Похищали, — пассивно заверил Валдис. — И следователей, и прокуроров, и бизнесменов, и прочих граждан. На этой планете все когда-нибудь уже было.
— Философ, — фыркнул Платон. — Интересно, что им нужно от нас?
— А хрен их знает.
— Мальчики, вам страшно? — спросила Ника, подняв на них безумные глазищи.
— Конечно, — сказал Валдис. — Видишь, я дрожу от страха?
— Твои шутки сейчас неуместны, — бросил ему Платон.
— Разве я шутил? — поднял плечи Валдис, потом вздохнул. — А что ты предлагаешь, головой о стенку биться? Я бы с удовольствием, если бы моя голова пробила стену и мы получили возможность выйти отсюда.
Он встал, подошел к креслу и начал его двигать к дивану.
— Зачем? — озадачился Платон.
— Быстрее уснем, быстрее наступит утро, и мы узнаем, что натворили. Двигай кресла, мы здесь поспим, под ноги подставим кресла. А Ника на том диване…
— Натворили? — встрепенулась она. — В каком смысле?
— Да это я так… к слову… к ситуации, — двигая кресло с Платоном, оправдывался Валдис. — Не обращай внимания на мои слова, у меня же язык, как помело. А это что? — Он подошел к шкафчику, открыл, а там выпивка на любой вкус: — Вот это запас! Вмажем по сто?
— Это же чужое, — робко возразила Ника.
А он нашел рюмки, налил и поднес ей:
— Раз пригласили нас не слишком вежливо, мы имеем право воспользоваться баром без разрешения. Пей, пей. В качестве снотворного.
— Я с вами сопьюсь. — Но рюмку взяла, выдохнула и выпила.
— А теперь ложись, — сказал Валдис, укладывая Нику. — И вспоминай о чем-нибудь хорошем.
Платон накинул на ноги Ники летнюю куртку, потом выпил с Валдисом по две рюмки, после чего и они улеглись. Но сон не шел, правда, они забывались на недолгое время, а ближе к утру бодрствовали, тихо переговариваясь.
Часов в десять все трое напряженно уставились на дверь, так как за нею послышались приближающиеся шаги. По беспорядочной, но твердой поступи стало понятно: идут несколько человек. Ника сидела на диване напротив двери, в ожидании развязки она выпрямила спину и вытянула шею. Валдис с Платоном переместились к ней, первый забросил ногу на ногу, второй положил локти на колени, сцепив пальцы в замок. Повернулся ключ…
Подписав бумаги, Владимир Васильевич отдал их секретарше, а взгляд подарил ей — будто отстегал.
— Я могу идти? — спросила она.
— Иди, — отвернулся он.
Глаза бы не смотрели на позвоночников, ведь и эту устроили по звонку. Дура дурой, на работу ходит, как на тусовку. Волосы в три цвета выкрашены, а цвета — нарочно не придумаешь. И пузо голое. Она открыла дверь, и он не сдержался:
— Стой. — Девушка повернулась с вопросом в глупеньких глазках. — Пупок спрятать. Это вам не бордель, а государственное учреждение. Прокуратура! — Глаза ее стали влажными, а ему похорошело. — И впредь попрошу одеваться от сих, — приставил ребро ладони к горлу, — до сих, — вторую руку опустил вниз. — Иди.
Оставшись один, он постучал пальцами по столу, вздохнул тяжко, со стоном. Была бы его воля — повыгонял бы половину, в первую очередь позвоночников. И во вторую очередь тоже. Зазвонил телефон, он поднял трубку, это был прокурор:
— Васильевич, ты обидел девочку?
— Нажаловалась?
— Жаловаться необязательно, у нас только один человек доводит до слез женщин.
