Он встретил Уну в холле. Ему и Цезарю приходилось пользоваться парадным входом, потому что когда-то, давным-давно, Эмброуз приказал замуровать дверь в цокольный этаж, опасаясь воров. Очевидно, даже этот неоэмпирицист испытывал некоторые опасения в отношении реальности. Уна, неутомимая домохозяйка, чистила латунную лампу. Ее пальцы были испачканы средством для полировки металла.
– Я с радостью приду, – промолвила она, когда Алан рассказал ей о планах на вечеринку. – Как мило с вашей стороны пригласить меня. Цезарь уехал к Энни на выходные, он чаще всего именно так и делает. Но я уверена, что он придет вместе с нею.
– Значит, она живет не в Лондоне? – Алан только один раз ездил в гости на выходные, к двоюродному брату Пэм в Скегнесс, и этому визиту предшествовали несколько дней лихорадочных приготовлений.
– В Хэрроу или примерно где-то там, – ответила Уна. – Не очень далеко. Я сообщу ему, когда он позвонит сегодня вечером, хорошо? – И добавила в своей странной рассеянной манере: – Он собирается звонить, чтобы узнать, не получал ли он звонка от кого-то, кто знает его телефон и с кем он желал бы побеседовать, но не знает номера их телефона. Я сообщу ему, однако знаю, что он будет рад прийти.
Она была одной из тех людей, чьи лица преображаются от улыбки. Сейчас она улыбнулась, и Алан с внезапным приступом сострадания к ней подумал, что на самом деле Уна полна радости жизни, веселья и энергии, но эти качества давно уже подавлены и пригашены неверностью Стюарта, смертью ребенка и, возможно, суровостью неоэмпирициста Эмброуза.
– Вообще-то, – произнесла она, – было бы неплохо снова отведать спиртного. Эмброуз этого не одобряет, потому что оно искажает и затуманивает сознание, понимаете? О боже, по-моему, в доме даже бокалов для вина нет!
– Я куплю бокалы, – сказал Алан. Он спустился в свою комнату и включил радио. В новостях не было ничего о миссис Калвер. Какой-то представитель авиакомпании «Сабена» и какой-то тип из правительства заявляли, что не сделают ничего, способного поставить под угрозу жизни заложников из угнанного самолета.
В ту ночь ему снился сон о Джойс. Цезарь Локсли спрашивал его, находит ли он ее привлекательной, и скрытый смысл этого вопроса испугал Алана, поэтому он спрятался от нее в чулан, где стоял нагреватель для воды, десятки бутылок хереса и стопки книг Эмброуза Энгстранда. Здесь было тепло и безопасно, и даже когда Алан услышал крик Джойс, он не вышел. Но потом он увидел, что чулан на самом деле был огромной залой – или превратился в эту залу. Множество лестниц вели отсюда вверх и вниз, направо и налево. Алан поднялся по одному из пролетов до самого верха и оказался в пышных покоях средневекового замка, где его ожидали четырнадцать рыцарей с обнаженными мечами.
Этот сон заставил его пробудиться и долгое время не давал уснуть, поэтому утром Алан проспал. Его разбудил женский голос, зовущий кого-то по имени Пол. «Пол, Пол!» Только через несколько минут он сообразил, что Пол – это его новое имя, и осознал, что это, должно быть, Уна Энгстранд зовет его, стоя за дверью его комнаты. Алан решил, что она, должно быть, стучала, прежде чем произнести это чужое для него имя, но когда он отпер дверь, Уны уже не было в коридоре.
Уже миновала половина десятого. Одеваясь, Алан услышал, как наверху открылась и закрылась дверь парадного входа. Уна ушла. Не будет ли она против, если он воспользуется телефоном? Похоже, Цезарь по этому телефону звонил. Алан сделал себе чай, съел кусок хлеба с маслом и поднялся наверх, чтобы позвонить Роуз в магазинчик на Пемброкском рынке.
– О, алло! – ответила по телефону сама Роуз. Последний слог прозвучал соблазнительно, плавно и протяжно переходя в выдох. Алан рассказал ей о своем альтернативном плане вечеринки.
– Я думала, вы собираетесь пригласить меня на ужин, – отозвалась Роуз, и голос ее теперь был холодным и отчужденным. Алан продолжил, запинаясь:
– Я… я приглашаю и вас, и других людей. Они вам понравятся. Это мой сосед по дому и моя… моя домовладелица. Вы сможете сами увидеть, какое это чудесное место.
Она произнесла очень медленно, словно поверить не могла тому, что услышала:
– Вы, должно быть, с ума сошли. Или издеваетесь. Я должна прийти к вам, чтобы выпить с вашей домовладелицей? Спасибо, но в субботний вечер у меня есть куда более приятные занятия.
В телефоне щелкнуло, пошли короткие гудки. Алан в замешательстве посмотрел на гудящую трубку и положил ее на рычаг. В этот момент дверь дома открылась, и вошла Уна Энгстранд.
– Извините, – сказал Алан. – Мне не следовало звонить, не спросив у вас. Я заплачу за звонок.
– Вы звонили в Австралию?
– Нет, зачем бы мне? Это был местный звонок.
– Тогда, пожалуйста, не беспокойтесь об оплате. Я сказала «Австралия», потому что вы вряд ли могли звонить в Америку, там еще все спят.
Алан смотрел на нее в отчаянии, так же не понимая ее, как не понимал и Роуз, но сожалея, что Роуз не наделена подобной теплой и чуть простоватой открытостью.
– Цезарь позвонил только сегодня утром, – продолжала Уна. – Я стучала в вашу дверь и звала вас, но вы спали. Он не сможет прийти на вашу вечеринку, он уже идет на ужин с Энни в другое место. Но, я думаю, к вам придут и другие люди, верно?
– Только вы, – ответил он, – теперь только вы.
– Вы не захотите пить только со мной.
Алан не хотел. Он думал о том, чтобы перезвонить Роуз и заново пригласить ее на ужин, но боялся ее недовольства. Он потерял ее и никогда не увидит снова. Какую неразбериху он устроил из первой своей попытки наладить жизнь! Все потому, что у него не было опыта, не было представления о том, как эти люди организуют свою жизнь, чего они ожидают. И из-за этого ему предстоит провести вечер наедине с этой смешной маленькой женщиной, придавленной трагической судьбой. Его мечты о свободе и фантазии о любви свелись вот к этому – к долгим часам, которые предстояло провести в компании женщины, не более привлекательной и соблазнительной, нежели Венди Хейшем.
Уна Энгстранд задумчиво смотрела на него, покорно ожидая отказа. Он ответил, зная, что ничего не может с этим поделать:
– Конечно, захочу.
День до вечера тянулся невыносимо тоскливо. Алан прогулялся по парку, теперь отчетливо понимая причину негодования Роуз и гадая: как он мог быть таким дураком, что не предвидел это заранее. Он подумывал завести с нею роман, но ему не хватило отваги сделать даже первые шаги. Его настигло возмездие за одни только мысли о любви на стороне, в то время как он по-прежнему был женат на Пэм. Вечерняя газета слегка развеяла его уныние: в ней говорилось, что миссис Калвер стало лучше и что выполнение всех требований похитителя самолета обеспечило освобождение всех заложников живыми и невредимыми – за исключением одного мужчины, который заявил, будто ему прижигали шею горящими сигаретами. Алан пообедал и сходил на дневной спектакль – давали комедию о приключении нескольких человек на необитаемом острове. Его свобода, по которой он так долго тосковал, обернулась одинокими прогулками под дождем и сидением в театре среди ворчливых старых тетушек.
