«Вот и я не прижилась, — думает Татьяна. — Вернулась».
— Ты уже надумала, куда на работу?
— Нет пока. Посмотрю объявления.
— Хочешь, позвоню Ленкиной подружке? Хорошая девка и с головой. Может, им люди нужны.
— Позвоните, тетя Лиза, конечно.
— А где ж была почитай два года? — спрашивает Евдокимовна, сгорая от любопытства.
— Жила в деревне.
— В деревне? — Соседка смеется. — Видать, несладко жилось, раз прилетела назад. Не люблю деревню — грязь непролазная, горячей воды нету, дорог нету… пойти некуда, клубы и те, говорят, позакрывали. Народ темный…
Татьяна краснеет, вспомнив Марину. Она чувствует невольную вину за то, что теперь вроде как с Евдокимовной заодно, и досаду против соседки — подумаешь, барыня городская! Всю жизнь проработала на ткацкой фабрике вместе с мамой, копейки считала, всю жизнь в спальной хрущобе, а туда же… Но и права соседка, нельзя не признать. Ей, Татьяне, тоже не хватало города с магазинами, чистыми тротуарами и телевизором…
Глава 10. Результат
Жанна шла на разведку, сжимая в руке бумажку с адресом. Сыскарь не подвел, справился на удивление быстро и ни о чем не спросил. Протянул листок с адресом, сунул какой-то квиток, где она расписалась — изобразила нечитаемую закорючку. Ее трясло, она держалась из последних сил — сыскарь хоть и не производил впечатления мощного интеллекта, тем не менее мог что-то заподозрить. Спокойно, спокойно… прощаемся, благодарим и — вон! Теперь к машине, запаркованной за два квартала для конспирации. Усевшись за руль, она закрывает глаза. Ей хочется броситься на пол, забиться в истерике, колотя пятками в резиновый коврик, и закричать от злобной радости…
…Она идет по его адресу, он живет на противоположном конце города в парковой зоне. Идет пешком, растягивая удовольствие — последние минуты перед… штурмом. Улыбается. С трудом сдерживает смех. Чувствует себя счастливой впервые за последнее время.
И вдруг… за два квартала до нужной улицы она натыкается на черный джип с синими и белыми треугольниками на капоте! Несмотря на страстное ожидание — неожиданно. Машина стоит на светофоре, а за рулем — седой убийца. Лица не рассмотреть, но это неважно. Она знает, что это он. Она провожает взглядом черный «BMW», отмечает переулок, куда он свернул. Номер врезался в память навсегда. Жанна громко смеется. Сует руку в сумку, нащупывает нож — зазубрины колют пальцы. От радости начинает кружиться голова, и она присаживается на первую попавшуюся скамейку. Закрывает глаза. Облегчение, усталость — ей страшно хочется спать. Ей хочется улечься прямо здесь и уснуть. Зверь попал в капкан. Почти попал. Все!
…Она уже знает, где он живет. Знает дом, подъезд, этаж. Она проехала с ним в лифте, он вышел на четвертом. Крупный, холеный, с седыми волосами, лет пятидесяти. Козырный, с запахом приятного парфюма. Она стоит рядом с ним, нагнув голову — нельзя, чтобы он ее узнал. Не время. Она с трудом сдерживает дрожь, сцепляет зубы. Сует руку в сумку и нащупывает нож. Сжимает так, что больно пальцам, едва не вскрикивает. Скользит взглядом по его груди, животу — примеривается. Она уже решила, что ударит в живот. Потом в грудь и снова в живот. После чего — нож в полиэтиленовый мешок и… Нож она выбросит с моста прямо в пакете. Или нет, не так — нужно вытряхнуть его из мешка… пусть вода смоет отпечатки! В квартире она осмотрит одежду, а лучше — выбросит, причем подальше от дома. В тот же день. Или ночью.
И тут он выходит из кабины, приветливо кивнув, а она остается.
…Она лежит в теплой воде, думает. Макс сидит на коврике рядом. Он как императорский пес, которому позволено присутствовать на церемонии царственного омовения. Он поправился, шерсть лоснится. Солидный ошейник придает ему шарма. В нем уже не узнать бродяжку со свалки. И манеры изменились — он перестал бояться. Не скулит больше, привык оставаться один в пустой квартире. На морде — интеллект, ясность в рыжих глазах. И ни разу ничего себе не позволил! Терпит, мучается, но ни-ни! Не всякий человек выдержит. В собаке больше благородства, чем в людях, думает она.
Говорят, врагов нужно прощать. И ставить за них свечку. Она идет в церковь поставить свечку за своего врага. Одну теперь, другую потом. Одну за живого, другую за мертвого. Надо прощать. Она покупает тонкую коричневую свечу, затепляет ее от горящей и втыкает в мелкий белый песок. Ритуал прощения врага, часть первая. Некоторые свечи горят, огоньки трепещут на легком сквозняке. Другие погасли. В храме прохладно, тихо и сумрачно. Мягко мерцают серебряные оклады, везде цветы. Пахнет увядшей зеленью и ладаном. Она садится на скамейку около церкви. Ей кажется, она подключила к своей охоте какие-то силы, спросила разрешения, получила «добро». Все путем.
Это произойдет в предпоследний день. Последний она отведет на отдых, потом — на работу. Или через неделю. Или через месяц. Неважно. А потом можно будет смотаться в Испанию. Снять стресс.
Она изучила график его жизни. Видела его жену с ребенком, с любопытством рассмотрела ее лицо. Молодая, тонкая, никакая. Ее удивляет ребенок, в Жаннино понятие высшей справедливости не входит наличие ребенка. Но он ничего не меняет. Седой ласкает чадо руками, которыми выбросил ее из машины. Она удерживает приступ тошноты.
В восемь утра он выходит из подъезда. Машина стоит во дворе. В пять вечера возвращается. Двор пуст. Дети на каникулах. Не видно даже старух на скамейке у подъезда — горячая пора, дачи. Она зайдет за ним в лифт и… Нет, сначала посмотрит ему в глаза! А потом… Он должен ее узнать! Не может не узнать!
Она сидит на детской площадке. На коленях бирюзовая сумка. В сумке нож. Рука стискивает его. Она спокойна. Каменно спокойна. Только пересыхают губы, и Жанна поминутно облизывает их. Вокруг ни души.
Без десяти пять. Без пяти. Без трех. Без одной. Черный джип въезжает во двор. Она идет к подъезду, седой замешкался у машины, и Жанна делает вид, что поправляет туфлю. Ждет его. Он достает из машины ребенка и идет к подъезду. Мальчик — крупный, в красном костюмчике. Он кивает ей, как доброй знакомой. Они заходят в лифт. Седой нажимает кнопку четвертого, она — пятого. Ей кажется, что время остановилось и вокруг нее густой липкий сироп.
Ее трясет. Рука в сумке сжимает нож. Она смотрит на его грудь, высматривая место… на живот… сглатывает. Слабость в коленках. Она прислоняется спиной к стенке лифта, чтобы не упасть, чувствует его запах и запах ребенка…
Седой выходит на четвертом, кивнув на прощание. Он ее не узнал. Она кивает в ответ. Не выходя на пятом, нажимает кнопку первого этажа. Вылетает из кабинки, ныряет в темный закуток, где ее стошнило.
Дома она допивает коньяк, аккуратно кладет пустую бутылку в мусорный бачок. Макс, деликатный и терпеливый, напоминает о себе легким вздохом. В глазах его сочувствие и любовь. Она тупо смотрит на пса. Внутри пусто, в голове тоже, от выпитого коньяка поднялась горячая волна в желудке. Она собиралась ударить седого в живот. Жанна кладет руку себе на живот. Если бы не мальчик…
