Татьяна захлопывает книжку. Радужного настроения как не бывало.
Она задремала, опершись спиной о балку крыльца. И снилось ей, что на участок входит человек. Аккуратно прикрывает калитку и смотрит на Татьяну светлыми, почти белыми глазами. Стоит и смотрит. А она, полная тоскливого ужаса, понимает, что убежать не получится. Рука нащупывает металлический стержень, сжимает. Мужчина неторопливо идет к ней, на ходу доставая из кармана… рука его застревает, он дергает ее, пытаясь вытащить нечто… и тут Татьяна, вскочив, бьет его железным стержнем — раз, другой… Она видит черную кровь на своем платье, на руках, деревянной дорожке… и кричит пронзительно и тонко…
— Таня! Танечка! Ты чего? Проснись!
Она чувствует, что ее трясут, и закрывается рукой. Ее заливает мгновенная волна ужаса.
— Успокойся, родная! Это ж я, Марина! Да что ж с тобой такое, господи помилуй! Или сглазил кто?
Татьяна пришла в себя и увидела перед собой лицо Марины. Та держала ее за плечи и легонько трясла. В ее глазах было столько участия, что Татьяна расплакалась. И тут же завыл Серый, задрав вверх острую морду.
— Цыц, несчастье! — прикрикнула Марина.
Пес перестал выть и клацнул зубами на пролетавшую муху.
— Поплачь, поплачь, пусть горечь выйдет, — приговаривала Марина, гладя ее по голове.
— Тетка Марина, Зойку, мою подружку, убили! И меня хотели, но я убежала. Они ждали под домом… я, как была, бросилась на вокзал… не видела ничего! Как будто кто-то в спину толкал!
— Все недаром, — сказала Марина. — Не бойся ничего, раз добралась сюда, значит, так надо. Не выдал Господь.
— Он меня все равно найдет, я про него знаю, он не успокоится!
— Здесь не найдет, — заявила Марина твердо. — Не твоя забота. Поняла? Вставай, будем вечерять.
— Приходила Катя, принесла картошку с мясом, — вспомнила Татьяна.
Марина мелко рассмеялась.
— Приходила? Ну, любопытная гуска! Ничего не пропустит!
— Она думает, что я ваша дочка. Вашу дочку тоже зовут Татьяной?
— Татьяной, — ответила Марина не глядя. Она споро крутилась, накрывая на стол.
— Я на нее похожа?
Марина скользнула взглядом, покачала головой. Сказала:
— Катя ее не знала. Таня уехала, восемь лет уже. Насовсем.
— Катя сказала, что вы ждали гостей, сказали, что Татьяна приедет.
— Сказала, — ответила Марина, усмехнувшись, глядя ей в глаза. — Ты ж приехала! Разве нет? Садись кушать. Я тебе сейчас наливки вишневой для аппетиту дам.
— Дочь уехала в город, да там и осталась, — сказала Марина, когда они уже пили чай.
— Почему?
— Испугалась, — ответила Марина после паузы. — Придумала себе… и сбежала.
— Испугалась? — Татьяна опьянела, в ней проснулось любопытство. Все здесь было не так, все было странно — и отсутствие электричества и телефона, даже телевизора… хотя какой телевизор без электричества! Даже радио — и того не было! И вода из колодца… Наверное, так жили сто, двести, триста лет назад, и единственная связь с миром — толстопузый раздолбанный вонючий автобус.
— Ага. Тут у нас работала историческая экспедиция, услышали про Городище и приехали. Ходили, расспрашивали, кто что помнит. Оришка им сказки и слухи всякие рассказывала. Копать хотели, да только определиться не могли, где лучше, где самое место. Там же ничего не осталось. Да и опасно, нельзя трогать. Оришка предупреждала, ну, да они люди ученые, все сами знают, а мы — дремучие, с забобонами. Спрашивать спрашивают, записывают в тетрадку, а уважения нету. А тут чувствовать надо, не головой, а сердцем. Беречь, что осталось, и не нарушать. И стали они старый колодец раскапывать, а их главный профессор возьми да заболей. Под вечер занемог, а наутро его не стало. Помер. Куда только их уверенность делась! Знаешь, пока ничего — и забобоны, и бабские выдумки, и насмешки строят, а как грянуло — тут-то она и слетела, вся наука, а под ней пусто — ни веры, ни уважения к заветам. Они собрались в одночасье, и Татьяна с ними. Был там один, бойкий такой, глаз на нее положил. С тех пор ее и не было. Она все время хотела уехать в город, вот и уехала.
— А вы с ней встречаетесь?
— Я была у них два раза. Зять меня не очень жалует, не может забыть, как испугался тогда, заметался, да все на моих глазах. Стесняется, что вроде как поверил в проклятие Городища. Он теперь профессор, даром что молодой, двое детей у них. Татьяна сидит дома, а он со студентами ездит. Я спросила ее — это то, что ты хотела? Замужем дома сидеть? Пошла бы учиться! А она говорит — вы, мама, ничего не понимаете. Дура, мол, деревенская. А только не все у них гладко — зачем ему неученая жена? Я и перестала там бывать.
— Что такое Городище?
— Тут когда-то поселение было. Тыщу лет назад или даже больше. Еще говорят, силу это место имеет, порчу снимает.
— А проклятие? Вы сказали, проклятие Городища?
— Насчет проклятия не знаю — думаю, Оришка все выдумала, чтобы не лезли куда не надо. Тыщу лет простояло, и не нужно лезть, не нами сделано, не нам нарушать. А они… — Она махнула рукой. — А ты поживи сколь хочешь, я тебя в дочкину комнату определю.
— Я недолго, мне бы только оглядеться и… — Татьяна вздохнула.
— Я не гоню, живи.
— А как же вы без света и телефона? А если в больницу?
— У нас есть три машины, никто не откажет. А насчет электричества — было, а в позапрошлом году вырубило из-за града и молнии, да так и не приехал никто починить. Знаешь, оказалось, можно жить и так.
— А продукты?
— Приезжает лавка до самой зимы, раз в месяц привозит чего надо. Забирает грибы, мед, ягоды, молоко. У нас своя пасека, огороды, кузня, конюшня. Нам хватает. Так и живем. Человек ко всему привыкает.
— Не представляю, как можно так жить! И телевизора нет, и радио! Вы же не знаете, что в мире делается, а вдруг война?
Марина рассмеялась и махнула рукой:
— Мы-то чем поможем? И бежать нам некуда. Да и не докатится сюда. Ты вот нашла, думаешь, просто так?
— А как?
— Сюда просто так не попадешь, поверь. Да и ты бы не попала, если бы ярчук не вынюхал.
— А как называется ваша деревня?
— Городище.
— Тоже Городище?
— Городище одно. То, что в лесу, — старое, наше — теперешнее.
— А у вас много людей живет?
— Тридцать шесть человек.
— Всего тридцать шесть? — не поверила Татьяна. — Столько земли, лес, поле — и всего-навсего тридцать шесть человек?
— У нас воля, — сказала Марина. — Кто хочет, может уйти в город. А другие приходят и остаются. Катя привезла сестру больную несколько лет назад, да так и остались обе.
