Тут уже не выдержал я. Да кто он такой этот пузан, чтобы оскорблять Дарина?
– Возможно, мастер Дарин и является калекой, но пострадал он не от собственной беспечности, а по долгу службы, – чеканя слова на гномьем, сказал я этому пузану, – и уж точно он не должен выслушивать подобные дерзости от гнома, который только и умеет, что наращивать себе брюхо, пользуясь близостью к Подгорному престолу.
Вокруг нас воцарилась полная тишина, и я услышал, как ближайшем фонтане клокочет вырывающаяся наружу вода. Гномы застыли на месте, а часть воинов из того отряда, что пришла вместе с Истером, изумлённо открыла рты.
Брюхан, наконец, очнулся, и сначала побелел, а потом побагровел.
– Ты заплатишь за свои слова, сын подземного слизня, – процедил он, меряя меня прищуренным взглядом. – Посмотрим, как ты запоёшь, когда тебе сначала вырвут язык, а потом отрубят руки!
С этими словами гном резко повернулся и зашагал прочь. Вслед за ним затопал и его отряд.
Дарин гулко прокашлялся и уже на шаморском, спокойно, но каким-то грустным тоном сказал:
– Макс, я понял, у тебя дар.
– Это какой, интересно? – вместо меня спросил у него Рон, которому я уже успел перевести своё выступление.
– Очень редкий дар, – ответил ему гном. – Если вдруг ситуация кажется безысходной, то приходит Макс, и через минуту оказывается, что всё может быть намного хуже, чем было до этого.
– Дарин, да как он смел тебя оскорблять?! – возмутился я. – Сам же видел, какое он тут пузо наел, и даже рядом не был с Шамором и его безумной церковью.
– Макс, что такое оскорбление? – тяжело вздохнул гном. – Уж я бы пережил ещё одно. Зато теперь, когда Истер против нас, у нас точно будут большие проблемы.
– Что, большая шишка? – заинтересованно спросил обеспокоенный нубиец.
– Ещё в те времена, когда я был здесь, он уже был большой, как ты выразился, шишкой, – ответил гном. – А теперь я даже боюсь предположить, кем он стал.
Гердам тихо сказал:
– Сардар Южной Стены.
Дарин едва слышно простонал.
– Э-э-э, а это что значит? – поинтересовался я.
– Наместник короля, следящий за южными территориями, по полномочиям, может быть, чуть меньше, чем герцог Нариг в Шатаре, – тяжело вздохнув, ответил гном.
– Точно, дар, – вслед за ним вздохнул Рон. – Лучше бы золото умел находить.
– Получается, не только у людей есть гавнюки с властью, они есть и у гномов? – грустно спросил я, чувствуя себя не в своей тарелке.
– Гавнюки, Макс есть везде, просто у тебя какое-то странное везение, всегда на таких натыкаться, – невесело ответил Дарин.
Мы все понуро поплелись за Гердамом, который вместе со своим отрядом провёл нас через один из боковых проходов торговой площади к просторной пещере, в которой стояло не больше двадцати каменных домов.
– Я не стал вас устраивать в гостевом доме, – внезапно сказал нам Гердам, – а договорился со своими знакомыми. Они согласились пустить вас переночевать.
– Спасибо, Гердам, – удивлённо ответил Дарин.
– Да не за что, мы уже не увидимся, завтра за вами придут другие, – отмахнулся гном. – Как только вас пристрою, пойду давать отчёт начальству, обо всём произошедшем.
Гном привёл нас к одному из чистеньких ухоженных домов, почти в центре деревни и пошёл внутрь. Мы остались на улице, сразу став центром всеобщего внимания. Взрослых гномов видно не было, зато детворы и подростков было полно. Хоть они и старались не высовываться из окон и углов домов, но сдержать детское любопытство не могли, и то тут, то там из укрытий высовывались маленькие головки, или из щёлочек в окнах смотрели внимательные глаза.
– Взрослые на работах, будут только вечером, – кивнул гном на детвору. – За младшими детьми присматривают старшие.
– Прямо все работают что ли? – удивился я. – А как же, например, старики или больные?
– Больные находятся в специальных учреждениях, чтобы изолировать их от здоровых гномов, – ответил Дарин. – Поскольку живём мы без солнца и очень скученно, то уже несколько раз мы сталкивались с тем, что пара заболевших заражала целые деревни. Теперь все больные находятся в лечебных заведениях. Со стариками всё просто: те, кто в силах работать – работают, а кто нет, живут в специальных домах для стариков, на полном королевском обеспечении до самой смерти.
– Как-то неправильно всё организованно, – вмешался Рон. – А если я, к примеру, скажусь больным и не буду ничего делать, весь народ что, станет меня кормить всё это время?
– Думаешь, до тебя об этом никто не додумался? – Дарин усмехнулся. – Есть разные гномы, и именно для таких продуманных личностей, как ты, у нас имеются сороковые штреки.
– Это ещё чего такое? – поинтересовался я.
– У нас нет тюрем, нет халявщиков и нет лодырей, – ответил гном. – Всем таким, как ты выражаешься, хитро…умным путь только один – на самые нижние, глубинные штреки, они по картам разработок обычно нумеруются сороковыми. Поскольку эти штреки находятся в самой глубине земли, то условия там невыносимые даже по гномьим меркам: вода, с откачкой которой не справляются помпы, тусклый свет факелов и постоянное отсутствие свежего воздуха. Гном, попавший по какой-либо причине на эти уровни, проживёт в лучшем случае год-полтора. Количество шахт постоянно увеличивается, а желающих работать на нижних ярусах нет, поэтому сейчас ты и не встретишь на улице ни одного праздношатающегося гнома.
– Ничего себе организация труда, – оторопел я, – это почти рабство какое-то.
– Ничего подобного, – оскорбился гном. – Трудолюбивого гнома никто насильно не засунет на сороковые, другое дело – лодыря или преступника. Когда наши поселения не были такими обширными, то, конечно, работать на сороковых приходилось всем, посменно, но, к счастью, населения у нас теперь столько, что лодыри и преступники всегда находятся.
– Не хотел бы я родиться гномом, – заявил Рон.
– Ещё бы, – усмехнулся Дарин. – Кропотливая тяжёлая работа всю жизнь – это тебе не железякой махать и в трактирах пьянствовать.
Наш разговор прервал Гердам. Выйдя из дома, он подошёл к нам и сказал:
– Идите внутрь, вас устроит Герина, родители наказали ей позаботиться о гостях. Сами хозяева будут вечером, после работы.
С этими словами гном попрощался с нами и, ведя за собой отряд, пошёл в ту сторону, откуда мы пришли.
Проводив его взглядом, я повернулся к дому и остолбенел. На крыльце стояла гномка. Я, как деревенщина, уставился на неё во все глаза, потому что ещё одному моему стереотипу суждено было разрушиться. Во всех книгах, которые я читал, гномки всегда описывались как толстые и страшные бабищи с обязательными усами под носом. Якобы именно по этой причине гномы своих женщин другим народам не показывают.