– Спокойно! Вы живете в одном районе, у вас множество общих знакомых. Савельев, увидев вас, может что-то вспомнить. Короче, постарайтесь успеть через час, вас встретят и проводят в палату. До встречи.
Игорь бросил на стол телефон и затравленно посмотрел на Карину.
– Ты поняла, кто это и по какому поводу?
– Более того, я все слышала. У тебя сильный динамик.
– И что?
– Надо ехать. Какие варианты? Я плохо во всем этом разбираюсь, но какая-то логика в этом мероприятии есть. Вдруг он действительно что-то вспомнит, увидев знакомого человека, который его спас, по сути?
– Логика? Ему мозги перемешали, в сознание только привели, и тут вводят меня под конвоем. Где логика?
– В первый раз вижу, чтобы ты так нервничал. И все-таки скажу. Раз уж так все сложилось, вас должны свести, чтобы попытаться что-то узнать. Не вижу здесь подвоха. Ладно, мы ни о чем говорим. Поехали, я отвезу тебя и подожду.
…Через час они въехали в пустой двор мрачной больницы, Игорь вышел из машины и направился к нужному корпусу. Карина видела, что у входа его встретили два человека и пошли с двух сторон – в самом деле как конвой. Она тяжело вздохнула. Ну действительно, зачем так тупо! Он сейчас войдет туда как арестованный…
Игорь вылетел из корпуса через сорок минут, плюхнулся в пассажирское кресло рядом с Кариной.
– Поехали отсюда на… хутор бабочек ловить! Я их всех видеть больше не могу! Его тоже.
Они довольно долго ехали молча, прежде чем Карина спросила:
– Арсений говорит?
– Если это так называется. Мычит и булькает. Все было проще пареной репы. Увидев, он меня точно узнал. Остальное каждый может трактовать как хочет. Узнал как спасителя или как нападавшего. Или просто как соседа. После того как они порылись в его башке, он сильно одичал. Глаза на лоб полезли. И забормотал про Светку. Следователь пришел в казенный экстаз: «Это ваша невеста, которая пропала? Вы хотите сказать, что она была знакома с этим человеком?» Арс кивает, пускает пузыри. Он и был дурак, а теперь… Мы со Светкой учились в одной школе!
– Арсений и тебя подозревает в причастности к ее исчезновению?
– Кто его сейчас способен понять? Главное, что они это его бормотание записывали в протокол. Какие-то отдельные слова, которые потом можно связать как угодно.
– Тебе показали этот протокол?
– Нет, у меня не было повода сказать ни слова, поскольку не с кем там беседовать. Но они так не думали, мне кажется. У них процесс пошел. А поскольку я в диалоге не участвовал, то мне, видимо, и не положено подписывать.
– Как он выглядит?
– Как черт. Голова забинтована, глаза безумные, передних зубов нет совсем!
– Да??? Но это же…
– Что тебя так обрадовало? Ему не идет.
– Игорь, это говорит о том, что его сначала били по лицу, выбили зубы, а потом ударили по голове. Он видел нападавшего или нападавших!
– Вообще-то да. И что это мне дает?
– Они, конечно, поспешили с очной ставкой, или как это называется. Но со временем память может полностью восстановиться и он просто все расскажет. Хорошо уже, что он жив.
– Ты знаешь, я как-то теперь не уверен, что для нас с отцом это хорошо, – мрачно сказал Игорь. – Ты что, забыла, что он при виде меня почему-то сразу про Светку что-то пытался сказать? А у отца к Светке что-то было на самом деле, это темная история. Я толком не в курсе.
– Прекрати. Поехали ко мне? Зайдем в магазин. Хочешь мороженого?
– Поехали. Ты заметила, что говоришь со мной как с недоразвитым ребенком? «Хочешь мороженого? Хочешь, мы шарик надуем и лопнем?» Не оправдывайся. Тяжелое наследие учительского прошлого – это не фунт изюма. Я хочу мороженого, арбуз и тебя. И, пожалуй, в обратном порядке. Ты не откажешь недорослю? Мне полезна радость.
Карина молча посмотрела в его как будто добрые, как будто искренние, как будто преданные глаза и подумала, что будет его мучительно, любовно жалеть, даже если окажется, что он искусно лжет. Даже если он виноват во многом или во всем…
Глава 5
Утром Карина проснулась первой. Было довольно рано, солнце светило ярко, но свой летний пыл явно убавило. Скоро осень. А это в Москве такая длинная и нудная история, с грязью, дождем, приступами тоски… Неизвестно, что с ними будет через пару месяцев, вспомнит ли он ее на следующем витке своей крутой тропы, а вот она по этому утру тосковать точно будет. Себя она знает. Карина повернулась к нему, убедилась в том, что он крепко спит, обнаженный, горячий, просто какой-то нереальный. Прижалась губами к его плечу, вдохнула его запах. Возможно, все решает именно запах. По крайней мере для нее. Романов после развода у нее было немного, и всякий раз была проблема – привыкнуть к чужому запаху, принять какие-то чужие привычки. Эта проблема решалась вдруг и очень просто. А зачем привыкать и принимать? Я свободна. И вот случилось. Не просто не нужно привыкать – ей кажется, она узнает этого мужчину по родному запаху, из предыдущей жизни. И она не свободна больше. И сдается, что никогда ни его привычки, ни его поступки, ни преступление или то, что, по ее представлениям, таковым является, не сможет ее отбросить от этого тела, этой кудрявой головы, тени спящих ресниц, доверчивости полных приоткрытых губ. Оттолкнуть, отбросить ее сможет лишь он сам. Вот какая беда. Карина откинулась на спину, закрыла глаза, не уснула, но и не бодрствовала: увидела живой клип по Маркесу. И по себе. Вокруг – стеной дождь, который идет сорок лет, а она неподвижно лежит на этой кровати, с седыми волосами, и шевельнуться не может из-за плотной, тяжелой сырости и сплошной паутины. Карина с усилием открыла глаза, прогнала страшный сон наяву, задрожала вдруг от утренней прохлады. На полу у кровати лежали ее халат и его майка. Карина села и надела майку. Сразу стало тепло и спокойно. Ее согрел его запах. Родное тепло.
Она встала и подошла к открытому окну. Подняла лицо к солнечному лучу.
– Каришка, у тебя фотик есть? – раздался хриплый со сна голос Игоря.
– Да, – ответила она, не оглядываясь. – На полке компьютерного стола.
– Минуточку, – сказал он, как на съемке. – Не шевелись. На тебя очень здорово падает свет.
– Не знаю, я даже не умылась. И ресницы не накрашены. На фото глаз просто не будет.
– Не смеши профессионала! – Игорь уже снимал. – Уверен, что ты себя толком никогда не видела. По уже названной мной причине. Рядом с тобой не было профессионала. Подними немного голову. Посмотри вверх. Теперь улыбнись немножко, кончиками губ.
– Мне не идет улыбаться. Нос становится как у Бабы-яги.
– Любишь ты себя. На самом деле у тебя лицо для кино Бергмана или итальянцев. Только я сам выберу несколько снимков, подправлю, потом покажу. Неудачные я всегда убиваю.
Так странно и неожиданно прозвучало последнее слово, что Карина вздрогнула. Но она еще постояла, выполняя его команды. Когда он отснимал, спросила:
