– Кстати, Милановская – это так, кликуха для понтов, на самом деле она Милюкова, и не Мила, как все думали, а Камилла, – добавил Егоров. – Жила на проспекте Ермака. Там народ опросили, и соседей, и собачников, с которыми она общалась, никто ни про любовника, ни про подругу ничего не знает. Но на Ермака она переехала только пару лет назад, до этого жила здесь, на Мечникова. Вот я и решил по старому месту жительства пройтись, людей поспрошать. Вдруг кто чего помнит. Особенно если любовник давний и некрасиво брошенный. Милюкова с ним перестала общаться, еще когда здесь жила, а он теперь ее нашел по новому адресу да и выяснил отношения.
– Красиво, – кивнула Настя. – Хочешь, помогу?
– Зачем? – насторожился Виктор.
– Да низачем, – улыбнулась она. – Вроде как подлизываюсь, почти бескорыстно. Стариной тряхнуть хочется, а то в стойле застоялась. И потом, у нас же горести еще остались.
– Аааа… Ну да, горести. Еще ж печаль твою надо как-то разгрести. Погоди, позвоню.
Егоров быстро с кем-то переговорил, довольно хохотнул на прощание, сфотографировал телефоном список Короткова, куда-то послал, достал из кармана смятую купюру, подсунул под металлическую подставку для салфеток и поднялся.
– Ну, пошли, коль не шутишь.
До дома, в котором жила когда-то Камилла Теодоровна Милюкова, они дошли минуты за полторы. Егоров посмотрел в своих записях номер квартиры и код домофона, который, как выяснилось, он предварительно узнал у местного участкового. Начать решили с квартир, находящихся на той же лестничной площадке. Потом, как обычно, пошли по цепочке: со мной не общалась, но приятельствовала с… Мне не говорила, но, может быть, поделилась с… Ко мне не заходила, но я видела пару раз, что она звонила в квартиру номер…
– Витя, у Милюковой собака взрослая или щенок? – спросила Настя, пока они перемещались с этажа на этаж по лестнице с изрядно оббитыми ступенями.
– Взрослая. Я, правда, в этом не спец, определять не умею, но соседи на Ермака говорили, что она с этой псиной уже переезжала.
– Может, здесь тоже собачников потрясти? – предложила она.
– Потрясем, – согласно кивнул майор, – если силы останутся. И время. У меня-то его полно, а вот у тебя – не знаю.
– У меня тоже. Мое задание на сегодня – работать по списку. Так что мне ответа от твоего человечка нужно по-любому дождаться.
– Значит, смотри, Настасья: у нас есть две тетки с последнего этажа, которые без конца скандалили из-за какой-то ерунды и по очереди бегали к Милюковой с просьбами, чтобы она «пропесочила негодяйку по телевизору». И есть список бабушек, который мне дал участковый. Ты кого выбираешь?
– К негодяйкам боязно идти, – рассмеялась Настя. – А вдруг они меня побьют, если они такие агрессивные? Давай я лучше к бабушкам пойду, у меня с ними раньше неплохо получалось.
– Ладно. Держи список. В первой строчке – номера квартир, где совсем одинокие бабульки, дальше – те, кто живет с семьей.
Настя покачала головой: ну почему, почему так бездарно и безжалостно разбазаривают кадры? Виктор Егоров – настоящий профи, мало того, что он заранее выспросил у местного участкового все необходимые сведения, он еще и не забыл, что одинокие старушки видят и знают намного больше, чем те, кто живет с семьей, с детьми и внуками. Это знание приходит только с опытом, с годами, и у молодых оперов его, как правило, нет. Поэтому неопытные ребята распыляют силы, хватаются за все подряд, не умеют выстроить систему приоритетных направлений и тратят намного больше времени на ту работу, которую опытные профессионалы выполняют в три раза быстрее. У пожилых женщин, имеющих семью, есть чем заняться и без наблюдений за соседями и обсуждения их на лавочках у подъездов.
Приблизительно через полтора часа Настя и Егоров встретились на детской площадке перед домом, в котором когда-то жила Камилла Милюкова. Настя закончила обход одиноких бабушек, не всех, разумеется, а только тех, которых застала дома, Виктор же после разговора с одной из «негодяек» (вторая была на работе) успел отловить пару-тройку местных жителей, гуляющих с собаками. Двое Милюкову не вспомнили – животных завели уже после того, как Камилла переехала на проспект Ермака, а один, посмотрев на фотографию бывшей соседки, подтвердил, что да, видел такую с собачкой, яркая была, ее трудно не заметить. Лично с ним она не разговаривала, но вообще была общительная, постоянно с кем-то болтала.
Насте повезло больше. Две сильно пожилые соседки Милюковой уверенно заявили, что «хахаль у ней был», на красной машине приезжал и на ночь оставался. И даже описание его дали. Не бог весть какое, конечно, но примерный возраст и цвет волос описали одинаково. И еще красная машина. Можно попробовать…
– И сколько бабок ты опросила? – подозрительно прищурился Виктор.
– Шестерых. В остальных квартирах не открыли.
– Шестерых? За полтора часа? Что-то больно быстро. Может, халтуришь? Это ж по пятнадцать минут на бабку. Да сроду такого не было, чтобы одинокая бабуля через пятнадцать минут отпустила того, кто с ней разговаривает и вопросы задает. Если отпустила, значит, вообще говорить с тобой не хочет. И это, в свою очередь, означает, что ты не умеешь расположить ее к себе и заставить отвечать на вопросы. А это и есть самая натуральная халтура. Вот так-то, москвичка.
Настя готова была подписаться под каждым его словом. Она хорошо помнила первые годы работы в уголовном розыске, и как она мучилась, опрашивая пожилых свидетелей, и как они медленно вспоминали и медленно и путано излагали факты, и как уводили разговор в сторону, ударяясь в воспоминания, не имеющие никакого отношения к расследуемому делу. И как жалко ей было обрывать их и заставлять возвращаться к тому, что ей нужно было узнать, потому что они были совсем-совсем одинокие и цеплялись за любого собеседника… Это уже потом, намного позже, ей удалось найти кое-какие приемы, позволяющие быстро и не обижая свидетеля закончить разговор.
– А у меня хитрые фенечки есть, – засмеялась Настя. – Не веришь? Вот, возьми, послушай.
Она вынула из сумки диктофон, на который записывала все проведенные опросы.
– Я для тебя записывала, – ответила она на немой вопрос Егорова, застывший у него на лице. – Чтобы тебе было чем отчитаться. Там, конечно, мой голос, поэтому давать это послушать никому нельзя, но справку написать ты по этой записи сможешь без проблем. Возьми-возьми, сам убедись, что со всеми шестерыми бабушками я честно разговаривала. Без балды.
Егоров, чуть поколебавшись, взял диктофон и покачал головой.
– Ну ты даешь, москвичка… А я вот так и не научился. Много чего умею, а этого – нет. Как к старику или старушке в лапы попадаю, так меньше сорока минут никак не получается. Ладно, послушаю дома, может, и правда, чему-то полезному научусь. Ну что, поехали на Ермака, насчет хахаля на красной машине поспрашиваем? Или ты мне уже не помогаешь?
– Да помощи-то от меня… – Настя махнула рукой. – Только мешаю тебе, под ногами путаюсь. Но мне нужно дождаться ответа, задание выполнить, так что ты уж не обессудь, но мне придется с тобой болтаться.
