– Да здесь же, во внутреннем дворе домик трехэтажный.
Егоров посмотрел на часы, тяжело вздохнул и взялся за телефон.
Через четверть часа в кабинет торопливо вошла, слегка задыхаясь, немолодая женщина в очках и с чемоданчиком в руке. Вторая пара очков на красном шнурке болталась у нее на груди.
– Что у тебя, Витюша? Меня Семеныч с места сорвал, попросил срочно к тебе подбежать.
Егоров быстро объяснил суть задачи.
– Негласное дактилоскопирование, – усмехнулась эксперт. – Давненько ты с такими просьбами не обращался. Думала, уж и не обратишься никогда. Образцы где?
– В допросной, сама возьми, я побоялся трогать, чтоб всю красоту тебе не порушить.
– А сравнивать с чем?
– Карта у следачки в деле, но она пока не в курсе. У вас в базе должны быть, вы же делали.
– Кто следователь-то? Донникова?
– Она.
– Хорошая девочка, старательная. Номер дела запиши мне на бумажку, – попросила эксперт.
Егоров заглянул в папку, оторвал из стопки квадратных желтых стикеров верхний листок, записал номер уголовного дела, по которому следователь назначала дактилоскопическую экспертизу следов, изъятых с вещей из чемодана, найденного на месте убийства.
– Когда сделаешь? – с надеждой спросил он.
– Ну, ты же просишь побыстрее, – насмешливо ответила женщина. – Ты в последние годы вообще ни о чем меня не просил, не то что раньше, когда ты мне просто проходу не давал. Поэтому для тебя сделаю моментально.
– Что я буду должен?
– Конфет купи, только хороших.
Он вышел из кабинета вместе с экспертом, предварительно убрав папку с материалами в сейф. Когда вернулся, лицо его было сосредоточенным и серьезным.
– А ты говоришь – за «спасибо», – проворчал он. – У нас за «спасибо» уже давно ничего не делается. Придется теперь конфеты покупать.
– Я куплю, – с готовностью отозвалась Настя.
– Ну, само собой, – хмыкнул он. – Не я же буду оплачивать твои идеи. Мне позвонили только что, готов ответ на твои вопросы. Сама понимаешь – не в письменном виде. Надо пойти послушать и записать. И бутылек отнести в знак благодарности. Это долго. Так что давай-ка поезжай по своим делам, завтра позвони, скажу тебе, где пересечемся.
– Значит, на проспект Ермака сегодня не поедем?
– Да куда ж теперь ехать-то? Если я сейчас к человечку не подбегу, пока он на месте, то завтра его ловить – замаешься пыль глотать. А освобожусь я не скоро, сама понимаешь.
Она понимала. Два хорошо знакомых опера, теплый кабинет, конец рабочего дня и бутылка – это комплекс, который быстро не рассасывается.
Она чувствовала себя ужасно виноватой, словно невольно, по глупости или недомыслию, втянула хорошего человека в опасную авантюру. И ей хотелось сделать для него хоть что-нибудь полезное.
– А хочешь, я сама съезжу на Ермака, поспрашиваю про любовника на красной машине? – предложила она.
Егоров воззрился на нее в полном возмущении.
– Без меня?! Как ты себе это представляешь?
– Обычно. – Она пожала плечами. – Я двадцать пять лет этим занималась. И продолжаю заниматься до сих пор. Что сложного-то?
– Обалдела, что ли? – Виктор с трудом сдерживался, чтобы не повысить голос. – А если тебя попросят документы показать? Да завтра все УВД будет знать, что какая-то неизвестная мошенница выдает себя за сотрудника полиции и задает вопросы по делу Милюковой. Не оберешься потом.
– Ну Вить, – засмеялась она, – ты за кого меня принимаешь? Я ж не девочка. Никаких сотрудников полиции, никаких вопросов по делу. Обычный разведопрос, я их тысячи провела за свою жизнь. Меня ведь дядя Назар учил, ты не забыл? Не бойся, я тебя не подведу. Давай номер дома и квартиры, дальше я сама. Будет что-то интересное – кину тебе эсэмэску.
– Ох, москвичка, – тяжело вздохнул Егоров. – Наслал тебя черт на мою голову…
* * *
Коротков обрадовался, услышав Настин голос по телефону.
– А мы тут с Петром и двумя уважаемыми людьми приятно проводим время, – возбужденно заговорил он, – Петр устраивает шашлыки в нашу честь. Володю я отправил в город, чтобы был к тебе поближе, он ждет у гостиницы, скажи, куда за тобой подъехать. Мы все тебя ждем.
Шашлыки – это совсем некстати. Во-первых, у Насти еще есть дела в городе, а во-вторых, она просто не любит эти шашлыки.
– Я еще не освободилась. Мне часика два нужно в городе поболтаться, но машина нужна.
– Задание мое выполнила?
– Нет пока. Я ж говорю, нужно пару часов подождать, – соврала она. – И мне нужно еще в одно место съездить.
Настя позвонила водителю, прогулялась по улице, рассматривая витрины и вывески, а когда Володя подъехал, попросила отвезти ее на проспект Ермака. Работа, которой ей предстояло заняться, была привычной и несложной, рука, как говорится, набита. Оставив машину в переулке, она неторопливо дошла до нужного ей дома, прошла через арку во двор и начала присматриваться к женщинам, гуляющим с детьми на детской площадке, и к мирно беседующим друг с другом пожилым дамам. Приметила парочку владельцев собак, выгуливающих своих питомцев. И приступила к делу.
Примерно через полчаса ушла из двора, вернулась к машине и позвонила Егорову, хотя пообещала не дергать его звонками и ограничиться сообщением. Но тут такое дело… Странное…
Виктор был, судя по голосу, уже «взямши». Однако, похоже, выслушав короткий Настин отчет, быстро протрезвел.
– Хрень какая… Буду думать. Завтра набери меня, когда будешь в городе, пересечемся.
И отключился.
Она не совсем точно поняла, для чего майор собрался с ней пересекаться завтра: то ли для того, чтобы передать информацию, которую он как раз сейчас для нее получает, то ли для того, чтобы выслушать подробный отчет о работе на проспекте Ермака. Но в любом случае, в городе ей делать больше нечего и можно возвращаться в уютный дом Петра Сергеевича Ворожца.
* * *
От шашлыков Настя отказалась, специально для нее на мангале запекли два шампура с овощами – помидорами, баклажанами и сладким перцем, которые она сжевала без всякого удовольствия. Аппетита не было совсем. Наверное, она еще не окончательно выздоровела. Горло уже почти не болело, голос нормальный, только нос еще немного закладывало, когда она сидела неподвижно или лежала, и в целом можно сказать, что бабушка-доктор из гостиницы слово сдержала: два дня интенсивного лечения – и Настя смогла полноценно работать. Но болезнь еще гнездилась где-то в глубине ее организма и периодически высовывалась наружу. То голова закружится, то сердце вдруг забьется быстрее и сильнее обычного, то одышка появится. И аппетита вот нет…
И настроение, честно признаться, было не очень. Почему-то ужасно неудобно перед Егоровым: мало того, что нагрузила его просьбой, выполнение которой нужно исключительно ей и Короткову, но уж никак не самому майору, так еще и втравила его в историю с чемоданом, до которой ей вообще никакого дела нет и быть не может. А теперь подвесила его своей информацией с проспекта Ермака. И если старший опер начнет клясть ее последними словами, то будет совершенно прав. Чего она лезет? Куда? Зачем? Это чужой город. Это чужие люди. И это чужие дела.
