– Я слышал, ты играешь на гитаре, мелкий.
– От кого?
– От твоего брата, мистера Футбола.
Норм Ирвинг открыл шкаф для хранения инструментов, в котором лежали гитары в чехлах. Он вытащил одну, щелкнул замками и продемонстрировал мне потрясающую черную электрическую «Ямаху».
– «Эс-эй тридцать», – коротко бросил он. – Купил два года назад. Все лето красил дома с отцом. Вруби тот усилок. Нет, не тот большой, а «Буллноуз» прямо перед тобой.
Я подошел к мини-усилителю, но не увидел на нем ни кнопки, ни выключателя.
– Он сзади, парень.
– Понятно.
Я нашел тумблер и щелкнул. Зажглась красная лампочка, и послышался низкий гул. Я сразу влюбился в него. Это был звук мощи.
Норм вытащил из шкафа шнур от гитары и подсоединил. Потом провел пальцами по струнам, и маленький усилитель отозвался могучим звуком. Атональным, немузыкальным и абсолютно потрясающим. Затем Норм передал гитару мне.
– Что? – спросил я, испытывая одновременно смятение и азарт.
– Твой брат говорит, ты умеешь играть. Играй.
Я взял гитару, и из маленького усилителя у моих ног снова раздался уже знакомый звук. Гитара оказалась намного тяжелее, чем акустическая моего брата.
– Я никогда не играл на электрической, – признался я.
– Это то же самое.
– А что сыграть?
– Как насчет «Green River»? Сможешь? – Он сунул руку в маленький карманчик джинсов и извлек оттуда медиатор.
Мне удалось его взять, не уронив.
– В тональности ми мажор? – Как будто и так не было ясно. «Вся эта хрень начинается с ми».
– Сам решай, мелкий.
Я перекинул ремень через голову и поправил на плече. «Ямаха» висела очень низко – Норман Ирвинг был намного выше меня, – но я слишком нервничал, чтобы думать о подгонке ремня. Я сыграл аккорд ми и даже подпрыгнул от громкости звука в закрытом помещении. Норман ухмыльнулся, продемонстрировав зубы, которые в будущем могли доставить ему много проблем, если не заняться ими сейчас, и от этой ухмылки мне сразу стало легче.
– Двери закрыты, парень. Вруби погромче и валяй.
Громкость стояла на цифре «5», и я увеличил ее до «7», удовлетворенно выслушав оглушительное завывание.
– Только петь я ни черта не умею, – признался я.
– Тебе и не придется. Петь буду я. От тебя требуется играть ритм.
Ритм «Green River» – базовый в рок-н-ролле, но не совсем такой, как в «Cherry, Cherry», хотя и похож. Я снова взял аккорд ми, мысленно прислушиваясь к первой фразе песни, и решил, что все в порядке. Норман начал петь. Рев гитары почти полностью заглушал его голос, но я слышал достаточно, чтобы понять, что петь он умел.
– «Отвези меня туда, где холодные воды…»
Я перешел на ля, и он остановился.
– По-прежнему ми, верно? – сказал я. – Извини.
Первые три строки были в ми, но когда я снова перешел на ля – такой переход в роке встречается чаще всего, – то опять не попал.
– Где? – спросил я у Нормана.
Он молча смотрел на меня, держа руки в карманах. Я снова прислушался к мелодии в своей голове, а потом начал заново. Когда мы добрались до четвертой строчки, я перешел на до, и на этот раз все было правильно. Мне пришлось опять начать сначала, но после этого все пошло как по маслу. Нам не хватало только ударных и, понятно, соло-гитары. Джон Фогерти из «Creedence» пилил соло так, как я и мечтать не мог.
– Дай-ка мне, – велел Норман.
Я с сожалением передал ему гитару.
– Спасибо, что дал поиграть на ней, – сказал я и направился к двери.
– Погоди, Мортон. – Во всяком случае, он больше не называл меня «мелкий». – Прослушивание еще не закончилось.
Прослушивание?
Он вынул из шкафа чехол поменьше, открыл его и достал поцарапанную полуакустическую «Кей-900G», если вам это о чем-то говорит.
– Подключись к большому усилителю, но убавь звук до четырех. Эта «Кей» фонит как падла.
Я так и сделал. «Кей» подходила мне по размерам лучше «Ямахи» – при игре на ней не приходилось горбиться. Между струнами был заткнут медиатор, и я взял его.
– Готов?
Я кивнул.
– И раз… и два… и три… и…
Я нервничал, когда играл простой ритм из «Green River», но если бы знал, как классно играет Норман, то вряд ли смог бы вообще сыграть и просто бы сбежал. Он один в один копировал игру Фогерти с точно такими же запилами, как на старом сингле «Fantasy». Музыка захлестнула меня.
– Громче! – крикнул он. – Врубай, и хрен с ним, с фоном!
Я увеличил громкость на большом усилителе до восьми. Голос Норма почти утонул в реве обеих гитар и свисте, похожем на вой полицейской сирены. Музыка несла меня, и я просто следовал за соло Норма, будто скользил на доске по гребню ровной волны длиной в две с половиной минуты.
Песня закончилась, и на нас обрушилась тишина. В ушах звенело. Норм уставился в потолок, размышляя, потом кивнул:
– Не фонтан, но прилично. Немного практики, и ты переплюнешь Нюхача.
– А Нюхач – это кто? – спросил я, чувствуя, что уши все еще заложены.
– Парень, который переезжает в Массачусетс, – пояснил он. – Давай попробуем «Needles and Pins». Группу «Searchers» знаешь?
– Начинать с ми?
– Нет, на этот раз с ре, но не совсем. Вот так. – Он показал, как брать ми с мизинцем, и у меня сразу получилось. Звучало не совсем так, как на записи, но похоже. Когда мы закончили, я взмок от пота.
– Ладно, – сказал он, снимая гитару. – Пойдем в сачок. Мне надо курнуть.
Место для курения располагалось позади здания технической школы. Там ошивались наркоманы и хиппи вместе с сильно накрашенными девчонками, носившими узкие юбки и висячие серьги. В конце слесарного цеха сидели на корточках два парня. Как и Нормана, я видел их раньше, но не знал. У одного были соломенного цвета волосы и много прыщей, а у другого торчали во все стороны курчавые рыжие космы. Они выглядели неудачниками, однако это не имело значения. Норман Ирвинг тоже так выглядел, но оказался лучшим гитаристом, которого я когда-либо слышал вживую.
– И как он? – поинтересовался блондин. Как выяснилось, его звали Кенни Лофлин.
– Лучше, чем Нюхач, – ответил Норман.
Рыжий с безумной прической ухмыльнулся:
– Это ни хрена не значит.
– Да, но нам нужен кто-то, иначе мы не сможем играть в «Грэйндж» в субботу вечером. – Он вытащил пачку сигарет и протянул мне: – Куришь?
– Нет, – ответил я и добавил, не в силах удержаться, хотя и понимал, как глупо это звучит: – Извини.
