Это я знал и сам – с Джо Кэфферти имели проблемы и Клэр, и Энди, и Кон. Терри сдавал не ему (возможно, Кэфферти в тот день просто болел), но хотя отлично водил машину с самого первого дня, как сел за руль, брат так нервничал, что умудрился наехать задним ходом на пожарный гидрант, когда демонстрировал параллельную парковку.
– Три момента, если хочешь сдать, – сказал Цицерон, передавая Бушарду только что скрученный косяк. – Первое: держись от этого дерьма подальше, пока не сдашь вождение.
– Ладно. – Я даже испытал облегчение. Мне нравилась марихуана, но при каждой затяжке я вспоминал обещание, данное матери… хотя и утешал себя тем, что до сих пор не курил сигарет и не пил, а значит, не поддался искушению.
– Второе: называй его «сэр». «Спасибо, сэр», когда садишься в машину, и «спасибо, сэр», когда из нее выбираешься. Он это любит. Понял?
– Понял.
– Третье, и самое важное: подстриги свои чертовы космы. Джо Кэфферти ненавидит хиппи.
Этот совет мне совсем не понравился. С тех пор как я стал играть в группе, я подрос на три дюйма, но с волосами дело шло туго. Мне потребовался целый год, чтобы отрастить их до плеч. Из-за волос я не раз ругался с родителями, которые говорили, что я стал похож на бродягу. А Энди вообще заявил, что если я хочу выглядеть как девчонка, то должен носить платья. Черт побери, разве так должны отстаивать свое мнение цивилизованные христиане?
– Господи, если я отрежу волосы, то стану похож на придурка!
– Ты и так на него похож, – возразил Кенни, и все засмеялись. Даже Астрид (потом она положила руку мне на бедро, чтобы я не обижался).
– Да, – согласился Цицерон Ирвинг. – Ты будешь выглядеть как придурок с водительскими правами. Поли, ты зажжешь косяк или так и будешь сидеть и на него любоваться?
Я перестал курить марихуану. Я называл Кэфферти сэром. Я подстриг волосы, что разбило сердце мне и согрело матери. При параллельной парковке я задел бампер стоявшего позади автомобиля, но Кэфферти все равно принял у меня экзамен, и я получил права.
– Я верю в тебя, сынок, – сказал он.
– Спасибо, сэр, – ответил я. – Я вас не подведу.
Празднование моего семнадцатого дня рождения состоялось в нашем доме, который стоял теперь на мощеной дороге – верном признаке прогресса. Астрид, конечно, тоже пригласили, и она подарила мне свитер, который сама связала. Я тут же натянул его на себя, хотя стоял теплый августовский день.
Мама вручила мне собрание исторических романов Кеннета Робертса в твердом переплете (которые я действительно прочитал). От Энди я получил Библию в кожаном переплете (которую тоже прочитал, главным образом чтобы его позлить), с моим именем, вытисненным золотом на обложке. На форзаце имелась цитата из главы 3 Откровения Иоанна Богослова: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною». Намек на то, что «дела мои не совершенны пред Богом», не был лишен оснований.
От Клэр – ей уже исполнилось двадцать пять, и она преподавала в школе в Нью-Гэмпшире – я получил классный пиджак. Кон, всегда отличавшийся прижимистостью, подарил мне шесть наборов гитарных струн, правда, приличных.
Мама вынесла праздничный торт, и все запели традиционное поздравление. Окажись там Норм, свечи наверняка погасли бы от его мощного голоса, но Норма не было, так что задувать их мне пришлось самому. Пока мама раскладывала торт по тарелкам, я вдруг сообразил, что отец с Терри ничего мне не подарили, даже такой ерунды, как галстук в цветочек.
После торта и мороженого (ассорти «ван-шок-клуб», разумеется) я увидел, как Терри вопросительно взглянул на отца. Тот посмотрел на маму, и она нервно улыбнулась. Только теперь, оглядываясь назад, я понимаю, как часто видел эту нервную улыбку на лице матери, когда ее взрослые дети начали покидать родное гнездо.
– Подойди к сараю, Джейми, – сказал отец, поднимаясь. – У нас с Теренсом есть для тебя небольшой подарок.
Этим «небольшим подарком» оказался «форд-гэлакси» 1966 года. Вымытый, отполированный и белый, как лунный свет на снегу.
– О Боже, – с трудом выговорил я, и все рассмеялись.
– Кузов был хорошим, но с двигателем пришлось повозиться, – сказал Терри. – Мы с папой расточили клапаны, поменяли цилиндры, поставили новый аккумулятор… В общем, сделали все как надо.
– Новые покрышки, – добавил папа, показывая на них, – не восстановленные. Нравится, сын?
Я обнял его. Я обнял их обоих.
– Только обещай нам с мамой никогда не садиться за руль, если выпьешь. Чтобы нам не пришлось смотреть друг на друга и думать, что это мы подарили тебе вещь, из-за которой ты пострадаешь сам или покалечишь кого-то еще.
– Я обещаю, – сказал я.
Астрид, с которой я собирался разделить остаток косячка, когда повезу домой на своей новой машине, схватила меня за руку:
– А я прослежу, чтобы он не нарушил обещание.
После двух поездок до пруда Гарри (мне пришлось всех прокатить) история повторилась. Я почувствовал, что меня тянут за руку, обернулся и увидел Клэр. Она увела меня в прихожую, как в тот памятный день, когда преподобный Джейкобс вернул Конни голос своим электростимулятором нервов.
– Мама хочет, чтобы ты пообещал еще кое-что, но ей неловко говорить об этом. Я сделаю это за нее.
Я ждал.
– Астрид – хорошая девушка, – продолжила Клэр. – Она курит, это чувствуется по запаху табака, но от этого не становится плохой. У нее хороший вкус. И то, что она встречается с тобой три года, это доказывает.
Я ждал, что будет дальше.
– И умная тоже. Впереди ее ждет колледж. Итак, обещание, Джейми. Не заделай ей ребенка на заднем сиденье этой машины. Ты можешь это обещать?
Я едва сдержал улыбку. И улыбка эта была в равной степени и веселой, и горькой. Последние два года мы с Астрид пользовались кодовым словом «отдушина». Оно означало взаимную мастурбацию. После того первого раза я еще несколько раз поднимал вопрос о презервативах, и мы даже приобрели пачку из трех штук (один я держал в бумажнике, а два других спрятал за плинтусом у себя в комнате). Однако она не сомневалась, что первый же презерватив, который мы используем, либо порвется, либо окажется дырявым. Оставалась… «отдушина».
– Ты не злишься на меня? – спросила Клэр.
– Нет, – заверил я. – Я никогда на тебя не злюсь, Клэр.
И это была правда. Мой гнев будет вызывать только монстр, за которого она выйдет замуж. И этот гнев никогда не утихнет.
Я обнял сестру и пообещал, что не сделаю Астрид ребенка. Это обещание я сдержал, хотя до того памятного дня в лачуге на «Крыше неба» был не раз близок к тому, чтобы его нарушить.
В те годы мне иногда снился Чарлз Джейкобс – он тыкал пальцем в мою игрушечную гору, чтобы сделать пещеры, или читал Ужасную проповедь, а над головой у него сияло голубое пламя электрической короны. Но в жизни я о нем практически не вспоминал до одного чудесного дня в июне 1974 года. Мне было восемнадцать. Как и Астрид.
