– На мой взгляд, твоя нога зажила хорошо, – мягко сказал он. – Там некрасивый шрам, и видно, что какую-то часть мышечной массы пришлось удалить, но не много. Какой-то доктор отлично над тобой поработал.
– Я могу ходить, верно. Но попробуй простоять на ноге, в которой полно металлических скоб и винтов, три часа подряд под палящими лучами юпитеров, с девятифунтовой гитарой на плече. Ты можешь наставлять меня сколько угодно, потому что подобрал, когда я был никакой, и, думаю, теперь я твой должник, но только не надо рассказывать мне о боли. О ней нельзя судить со стороны.
Он кивнул:
– Как человек, которому довелось пережить… потери… я понимаю это. Но есть нечто, и я уверен, тебе это известно, что запрятано глубоко внутри. Источником боли является твой мозг, который обвиняет во всем твою ногу. Мозг в этом плане – большой искусник выдавать одно за другое.
Он убрал пузырек обратно в карман (я проводил его взглядом, полным глубокого сожаления) и наклонился вперед, глядя мне прямо в глаза.
– Я думаю, что смогу тебе помочь электротерапией. Никаких гарантий, и лечение может не избавить тебя навсегда от психической тяги, но не сомневаюсь, что дам тебе то, что в американском футболе называют «свободным пространством».
– То же лечение, что и с Конни? Когда он получил удар по горлу лыжной палкой.
Он явно удивился, а потом рассмеялся:
– Ты это помнишь!
– Еще бы! Такое не забывается! – И еще я помнил, как Кон отказался пойти со мной попрощаться с Джейкобсом после Ужасной проповеди. Конечно, это было не то же самое, что отречение Петра от Иисуса, но близко.
– То лечение было в лучшем случае сомнительным, Джейми. Скорее, эффектом плацебо. Тебе же я предлагаю реальную терапию, которая закоротит – по крайней мере я в это верю – синдром отмены.
– Ничего другого ты и не мог сказать, верно?
– Ты судишь обо мне по сценическому образу, Джейми. Но это всего лишь образ. Когда я не в сюртуке и не зарабатываю на жизнь, я пытаюсь говорить правду. На самом деле и во время представления я обычно говорю правду. Та фотография действительно будет поражать друзей мисс Кэти Морс.
– Да, – согласился я. – В течение двух лет. Плюс-минус.
– Хватит юлить, ответь на мой вопрос. Ты хочешь поправиться?
Я вспомнил приписку в послании Келли ван Дорна, которое тот подсунул под дверь. Он написал, что если я не возьмусь за ум, то через год окажусь в тюрьме. Если повезет.
– Три года назад я завязывал. – Это было полуправдой, поскольку тогда я пытался перейти на марихуану, чтобы избавиться от героиновой зависимости по образу и подобию тех, кто хотел с помощью травки уйти от тяги к алкоголю. – Прошел через все – и судороги, и жар, и понос. С ногой стало так плохо, что я едва ковылял. Какое-то повреждение нерва.
– Думаю, смогу решить и эту проблему тоже.
– Ты кто – чудотворец? И хочешь, чтобы я в это поверил?
Он сидел на ковре возле кровати. После этих слов он поднялся.
– На сегодня достаточно. Тебе надо поспать. До выздоровления еще далеко.
– Тогда дай мне то, что точно поможет.
Он не стал спорить и выполнил просьбу. И это помогло. Но не в полной мере. В 1992 году в полной мере мне могла помочь только игла. Другого варианта не имелось. Нельзя было просто махнуть на это дерьмо волшебной палочкой и заставить его исчезнуть.
Во всяком случае, я так думал.
Я провел в его фургоне несколько дней, поддерживая жизнь супом, сандвичами и назальными дозами героина, которых хватало только для снятия приступов сильной трясучки. Он принес мою гитару и сумку. В сумке я припрятал запасной шприц, но найти его мне не удалось (это произошло на второй день, когда он уехал на ярмарку проводить свое шоу с портретами-молниями). Я умолял его вернуть мне шприц и дать героина, чтобы я мог нормально подзарядиться.
– Нет, – сказал он. – Если ты хочешь уколоться в вену…
– Я вводил только под кожу!
Он понимающе усмехнулся:
– Если хочешь этого, тебе придется доставать все нужное самому. Если сегодня на это нет сил, они появятся завтра, и тут, на территории парка, ты быстро решишь все свои проблемы. Только обратно тогда не возвращайся.
– А когда мы займемся этим так называемым чудо-лечением?
– Когда ты достаточно окрепнешь, чтобы выдержать небольшую электростимуляцию лобной доли головного мозга.
Я похолодел. Я лежал на его кровати (сам он спал на выдвижной кушетке), но при этих словах спустил ноги на пол и смотрел, как он снимает костюм, в котором выступал, аккуратно его вешает и переодевается в простую белую пижаму, похожую на те, в которые наряжают статистов, играющих пациентов психушки в фильмах ужасов. Иногда мне казалось, что ему и вправду место в сумасшедшем доме, и вовсе не потому, что он устроил столь необычное шоу. Иногда – особенно при рассказах о целебных свойствах электричества – в его глазах появлялось нечто, заставлявшее усомниться в здравости его ума. Вспыхивал тот же самый огонь, что при чтении проповеди, лишившей его работы в Харлоу.
– Чарли… – Так я теперь к нему обращался. – Ты говоришь о шоковой терапии?
Он серьезно посмотрел на меня, застегивая пуговицы своей белой больничной пижамы.
– И да, и нет. В общепринятом смысле – безусловно, нет, потому что я не собираюсь лечить тебя обычным электричеством. Мои разглагольствования перед публикой особого доверия не вызывают, но таков запрос клиентов. Им не нужна реальность, Джейми, – они приезжают за чудом. Но тайное электричество действительно существует, и его возможности весьма многообразны. Я еще не узнал их все, включая и ту, что меня интересует больше всего.
– Поделишься?
– Нет. Я дал несколько представлений, устал, и мне нужно поспать. Надеюсь, завтра утром ты все еще будешь здесь, а если нет – это твой выбор.
– В свое время ты бы сказал, что у человека нет выбора, а есть только воля Божья.
– Тогда я был другим человеком. Молодым парнем с наивными представлениями. Пожелаешь мне спокойной ночи?
Я пожелал, а потом лег в кровать, которую он мне уступил. Он больше не был проповедником, но во многих отношениях оставался добрым самаритянином. Меня не раздели донага, как случилось с человеком, которого ограбили разбойники по пути в Иерихон, но героин наверняка взял свою долю. Джейкобс накормил меня, предоставил приют и поддержал героином, давая ровно такую дозу, какая позволяла не сорваться и не свихнуться окончательно. Теперь возникал вопрос, стоит ли мне рискнуть и позволить ему отутюжить мои мозговые импульсы. Или убить меня мегавольтным разрядом «особого электричества» в голову.
Раз пять, если не все десять, я собирался подняться, дотащиться до центральной аллеи и найти там человека, который продаст мне все, что нужно. Потребность в дозе сверлила мой мозг, проникая все глубже и глубже. Вдыхание героина через нос меня не удовлетворяло. Мне нужно было доставить наркотик – причем в недетском количестве – прямо в центральную нервную систему. Один раз я даже спустил ноги с кровати и потянулся к рубашке, преисполненный решимости сделать это и закрыть вопрос, но потом снова лег, обливаясь потом и пытаясь унять дрожь и судороги.
