Я услышал от отца намек на сексуальную ориентацию его второго сына только один раз. В конце восьмидесятых. Должно быть, это произвело на меня большое впечатление, ведь я мало что помню о том периоде, поскольку постоянно был под кайфом и звонил домой крайне редко. Я просто хотел, чтобы отец знал, что я еще жив, но боялся, что он может услышать в моем голосе приближающийся конец, с неизбежностью которого я сам уже практически смирился.
– Я молюсь за Конни каждый вечер, – сказал он тогда. – Этот чертов СПИД. Как будто они специально дают ему распространяться.
Кон этого избежал и сейчас выглядел на редкость хорошо, но сомнений насчет его ориентации не оставалось никаких, особенно в присутствии друга с кафедры ботаники. У меня перед глазами промелькнула картинка: Кон и Ронни Пэкетт сидят плечом к плечу на диване в гостиной и пытаются спеть в унисон «The House of the Rising Sun»… Попытка, заведомо обреченная на провал.
Кое-что из этого, должно быть, отразилось на моем лице, потому что Кон ухмыльнулся, вытирая глаза, и сказал:
– Много воды утекло с тех пор, как мы спорили, чья очередь снимать белье и нести маме, верно?
– Много, – согласился я и снова подумал о лягушке, у которой не хватает ума заметить, что вода в ее кастрюле-пруде становится все теплее.
Дон – дочь Терри и Аннабель – подошла к нам с Карой Линн на руках. Глаза у малышки были того цвета, который мама называла «мортоновским голубым».
– Привет, дядя Джейми. Вот твоя внучатая племянница. Ей завтра исполнится год, и в честь этого события у нее режется новый зубик.
– Она просто прелесть. А можно подержать?
Дон застенчиво улыбнулась незнакомцу, которого в последний раз видела, когда была совсем крошкой.
– Попробуй, правда, она обычно поднимает дикий крик, если не знает человека.
Я взял девочку, готовый при первом же вопле сразу вернуть ее обратно. Но она не заплакала. Кара Линн посмотрела на меня, протянула ручку и ущипнула за нос. А потом засмеялась. Все родственники одобрительно ахнули и зааплодировали. Малышка изумленно огляделась, потом снова посмотрела на меня – я готов был поклясться, что глаза у нее мамины.
И снова засмеялась.
В самом торжестве на следующий день участвовал тот же состав, но прибавились второстепенные персонажи. Одних я узнал сразу, другие казались смутно знакомыми, и я сообразил, что это дети тех, кто когда-то работал на моего отца. Теперь они трудились в компании Терри, чья империя выросла. Помимо нефтяного бизнеса он владел сетью мини-маркетов «Мортон фаст-шопс» по всей Новой Англии. Плохой почерк не помешал ему преуспеть.
Персонал службы питания из Касл-Рока хлопотал у четырех грилей, раздавая гамбургеры и хот-доги с умопомрачительным набором салатов и десертов. Пиво лилось рекой из стальных бочонков, а вино – из деревянных. Пока я на заднем дворе перекусывал калорийной бомбой, заряженной беконом, один из подвыпивших продавцов Терри – веселый и разговорчивый – поведал мне, что Терри также владеет аквапарком во Фрайбурге и гоночным треком в Литлтоне, штат Нью-Гэмпшир.
– Этот трек не приносит ни цента дохода, – сообщил продавец, – но вы же знаете Терри – он всегда любил гонки и машины.
Я вспомнил, как они с отцом трудились в гараже над перевоплощениями «Дорожной ракеты», оба в заляпанных маслом футболках и обвисших сзади комбинезонах, и вдруг осознал, что мой брат-тихоня вовсе не беден. Возможно, даже богат.
Каждый раз, когда Дон с Карой Линн оказывались рядом, малышка тянулась ко мне. Кончилось тем, что она не слезала с моих рук большую часть дня, пока наконец не заснула у меня на плече. Увидев это, ее отец освободил меня от бремени.
– Я потрясен, – сказал он, укладывая малютку на одеяло в тени большого дерева на заднем дворе. – Ей никто никогда так не нравился.
– Я польщен, – признался я и поцеловал раскрасневшуюся детскую щечку.
Было много воспоминаний о старых добрых временах – потрясающе интересных для очевидцев и невероятно скучных для всех остальных. Я не пил ни пива, ни вина, поэтому, когда настало время перебраться в «Юрика-грэйндж» – в четырех милях от дома, – меня назначили одним из водителей. Коробка передач в огромном пикапе, принадлежавшем нефтяной компании, была механической, а последние лет тридцать я ездил только с автоматической. Я не сразу разобрался в переключении скоростей, и мои подвыпившие пассажиры, а их было больше десятка, включая семерых в кузове, заходились от смеха всякий раз, когда я дергал за рычаг, и машина дергалась в ответ. Чудо, что при этом никто не вывалился.
Персонал, отвечавший за питание, прибыл в «Юрика-грэйндж» раньше нас, и вдоль стен такой знакомой танцплощадки уже расположились накрытые столы. Я стоял, разглядывая зал, пока Кон не сжал мое плечо.
– Нахлынули воспоминания, братишка?
Мне вспомнилось, как я вышел на сцену в первый раз, до смерти перепуганный и мокрый от пота, волны которого исторгали мои подмышки. И как потом мама с папой танцевали под наше исполнение «Who’ll Stop the Rain?».
– Даже не можешь себе представить, – ответил я.
– Думаю, могу, – возразил он и обнял меня. И снова повторил, уже шепотом на ухо: – Думаю, что могу.
Днем в праздновании участвовало человек семьдесят, а к семи вечера в «Юрика-грэйндж» народу собралось в два раза больше. Вот где точно пригодились бы чудо-кондиционеры Чарли Джейкобса: потолочные вентиляторы явно не справлялись. Я взял порцию десерта, который по-прежнему являлся фирменным блюдом Харлоу – лаймового желе с кусочками консервированных фруктов, – и вышел на улицу. Свернул за угол здания, отправляя десерт в рот пластмассовой ложечкой, – и увидел пожарную лестницу, под которой впервые поцеловал Астрид Содерберг. Я вспомнил, как мех куртки обрамлял идеальный овал ее лица. Вспомнил вкус ее клубничной помады.
«Тебе понравилось?» – спросил я, и она ответила: «Повтори, тогда скажу».
– Эй, мелкий, – послышался голос сзади, и от неожиданности я вздрогнул. – Хочешь поиграть сегодня вечером?
Сначала я его не узнал. Долговязый длинноволосый подросток, который завербовал меня играть на ритм-гитаре в «Chrome Roses», превратился в толстяка с нависавшим над туго затянутым ремнем животом, с лысиной на макушке и сединой на висках. Я смотрел на него, застыв на месте, позабыв про тающее в бумажном стаканчике желе.
– Норм? Норм Ирвинг?
Он широко ухмыльнулся, продемонстрировав золотые зубы в глубине рта. Я бросил желе и обнял его. Он рассмеялся и обнял меня в ответ. Мы сказали друг другу, что отлично выглядим. Сказали, что очень давно не виделись. И, конечно, вспомнили старые времена. Норм сообщил, что Хэтти Гриэр забеременела от него и он на ней женился. Брак просуществовал всего несколько лет, а когда страсти послеразводного периода улеглись, они решили не вспоминать прошлое и остаться друзьями.
Их дочери Дениз скоро исполнялось сорок лет, и у нее был свой салон-парикмахерская в Вестбруке.
