— Что там за сплетни про новое сверхоружие? — спросил старший лейтенант Савелий Грач. — Про супербомбу болтают, которая целый городской квартал с землей сровнять может.
— Последний год немецкие конструкторы работали на износ. О ракетах «Фау-2» вы уже слышали. Обстановку они не изменят, да и заводы по их производству разрушены или захвачены. Реактивные «мессершмитты» нацистов тоже не спасут. Так что все будет закончено в считаные недели. Чудес на свете не бывает. Тем более таких авиабомб.
Ольхов вместе с Савелием Грачом вышли проводить майора. Остановились перекурить на дорожку. Ночь над Берлином не опускалась. Багровым было задымленное небо. Несмотря на ясную погоду лишь кое-где виднелись наиболее крупные звезды.
Стрельба немного утихла. То в одном, то в другом месте взмывали осветительные ракеты. Пулеметы посылали разноцветные трассирующие очереди. Где-то гремела орудийная канонада, слышались взрывы.
— Далеко от родных краев ушли. Даже Большая Медведица по-другому расположена, — сказал Василий Ольхов. — Три тысячи верст до Волги, а то и больше. Не верится, что это последняя точка в войне.
Пожали друг другу руки, попрощались.
— Встретимся у рейхстага.
— Если доживем, — мрачно заметил ординарец Антюфеев.
В ту же ночь двое бойцов осторожно пробирались к небольшому дому где они накануне видели нескольких гражданских, в том числе молодую женщину. Тот, который постарше, шел уверенно, молодой вздыхал. Заманчивое предложение товарища пугало его.
— Может, вернемся, Сашок? В приказе за изнасилование немок обещают под трибунал отдавать. Шлепнут за неделю до победы из-за какой-то бабы.
— Мы насиловать никого не собираемся. Поговорим, то, се… да и не с пустыми руками идем.
Дом, который приметил старший из солдат, затаился в темноте. На стук долго не открывали. Наконец кто-то пожилой спросил на ломаном русском:
— Здесь нет военных. Только старики и дети.
— Фрау… юнге фрау, — повторял солдат. — Плохого ничего не сделаем. Поговорить бы…
Немцы, видимо, поняли, чего хотят двое русских. Вышла женщина лет двадцати пяти. Чтобы не тянуть время, старший из бойцов встряхнул противогазную сумку:
— Консервы, хлеб, сахар. Понимаешь? Брот… цукер. Водки немного есть. Хорошая русская водка, крепкая.
Женщина что-то спросила. Ее не поняли. Тогда она засмеялась и подняла два пальца:
— Цвай зольдатен?
— Двое нас, двое, — закивал старший. — Делов на полчаса. А продукты можешь сразу забирать.
Подал голос и младший из бойцов, которому недавно исполнилось девятнадцать.
— Мы без нахальства… вежливо. Если против, то и настаивать не будем. Красная Армия женщин и детей не обижает.
Старший больно ткнул его локтем под ребра. Зашипел:
— Заткнись ты… настаивать он не будет. Я за тушенку кусок хрома отдал. Для брата подарок готовил.
Женщина, она была светловолосая, небольшого роста, приняла сумку и объяснила, чтобы ее несколько минут подождали. Оба бойца согласно закивали.
Потом все трое пошли в небольшой сарайчик. Младшего оставили караулить, а старший исчез с женщиной внутри. Молодой переминался и жалел, что поддался на уговоры. Он не боялся, что могут появиться вражеские разведчики или просто заблудившаяся группа немецких солдат.
Больше боялся патруля. Что их глупая затея вскроется и обоих отдадут под суд. Никакого желания близости с женщиной он уже не испытывал. Быстрее бы все кончалось, и бегом к своим.
Вскоре вернулся старший напарник и, довольный, зашептал молодому:
— Понимающая девка. Не ломалась, даже стонала от удовольствия. Лежит раздетая, тебя ждет. Шагай быстрее.
— Я не пойду. Боязно, чтой-то.
— Дурак ты, что ли? Я ее уговаривал, тушенку, сахар тащили. На, хлебни водки для храбрости.
Молодой выпил, закашлялся.
— Иди, не тяни время.
— Чего гонишь? Дай еще хлебнуть.
Потом молодой захотел покурить, но старший толкнул его к двери. Когда он вошел внутрь, его позвали из темноты. Слов он не понял, но смысл уловил.
— Иди ко мне, парень. Не бойся, я не кусаюсь.
Из дальнейшего молодой запомнил, что его ладонь буквально обожгло, когда он коснулся обнаженного женского живота. Все закончилось гораздо быстрее, чем он ожидал. Лихорадочно одеваясь и нашаривая куда-то пропавший карабин, парень еще раз поглядел на светловолосое лицо и неожиданно произнес:
— Данке шен.
Женщина что-то насмешливо ответила. Девятнадцатилетний боец, воевавший с зимы и уже отлежавший с ранением в санбате, торопливо выскочил наружу.
— Пошли отсюда скорее, — нервничал парень.
— Эко тебя по мозгам ударило! — засмеялся его спутник. — Не бойся. Здесь Европа. Заплатили, и никаких претензий.
Неподалеку отстучал короткую очередь дежурный пулеметчик. Оба бойца ускорили шаг, держа наготове оружие и настороженно всматриваясь в полутьму.
На рассвете пришли двое минометчиков: старший лейтенант и сержант-радист.
— Кондратьев Степан, командир батареи полковых минометов, — представился старший лейтенант. — Пошли, показывай цель.
Осмотрев остатки здания, превращенного в укрепленный бункер, минометчик не спеша наносил на карту огневые точки.
— Сколько мин отпущено? — спросил Ольхов.
— Шестьдесят три штуки.
— Маловато.
— Каждая мина ровно пуд весит. фри миномета будут вести огонь. Так что удар получится нормальный. Не такой и большой ваш бункер. А фугасные мины стены и перекрытия проламывают. Главное, сразу после того, как отстреляемся, поднимайте людей в атаку, пока фрицы не очухались.
— Людей я подниму, только будет ли от вашей стрельбы толк?
Старший лейтенант внимательно посмотрел на Ольхова. Вздохнул:
— Здесь бы, конечно, батарея «шестидюймовок» более эффективно сработала. Но гаубиц свободных пока нет, наступление не одни вы ведете. Разрушить большинство огневых точек мы не сумеем, но фрицев встряхнем. Сами увидите.
Минометчики отстрелялись шумно, подняв сильными взрывами 120-миллиметровых мин целую тучу дыма, кирпичных обломков, известковой пыли. В том месте, где Ольхов видел накануне противотанковую пушку, амбразуру завалило камнями. В двухтрех местах начался пожар, взорвался боезапас.
— Все! — оторвался от бинокля Кондратьев. — Мины израсходованы, поднимайте людей.
Три танка взвода Антипова выдвинулись вперед и открыли огонь прямой наводкой. Пехота, ныряя в укрытия и снова возникая на открытых местах, охватывала бункер с трех сторон.
Из клубившегося облака дыма навстречу наступающим летели трассы пулеметных и автоматных очередей. Но огонь велся неточный. Тонна металла и взрывчатки, обрушившаяся на укрепление в течение десяти минут, крепко встряхнула гарнизон бункера.
