Раненый унтер-офицер, побывавший в подобных переделках под Брянском и в Белоруссии, метнул две гранаты. Они не спасли его и товарищей по батарее, однако один разведчик был убит, другой ранен.
Взрывы оглушили нападавших. Возникла минутная пауза, но немецкие артиллеристы не сумели ею воспользоваться. Кинуться на красноармейцев помешала растерянность. Бестолковая стрельба в темноту ничего не дала.
А через полминуты снова заработали русские автоматы с емкими круглыми дисками. Одна из очередей угодила в живот унтер-офицеру, оставив его умирать возле расщепленной взрывами двери блиндажа.
Упрятанный в капонир «тигр» находился на возвышенности. Попытка взорвать его трофейным «фаустпатроном» не удалась. Красноармеец выстрелил с расстояния семидесяти метров и промахнулся. Огненная стрела пропахала бруствер. Теряя силу ударилась о толстую броню и рассыпалась роем сверкающих искр, оставив на ней лишь мелкие вмятины.
Пехотный лейтенант, входивший в ночную штурмовую команду, неплохо владел «фаустпатронами» и неделю назад взорвал точным выстрелом тяжелую немецкую самоходку. Он выругался в сторону поторопившегося подчиненного и поднял прицельную рамку «фаустпатрона», готовясь нажать на спуск.
Его опередил наводчик «тигра». Электромотор с легким жужжанием провернул плоскую башню на шестьдесят градусов за десять секунд. Яркие фары ослепили лейтенанта. Бьющий в глаза свет и вспышка были последним ощущением в жизни двадцатилетнего лейтенанта.
Он даже не почувствовал боли, когда трасса скорострельного пулемета прошила насквозь его тело. Он видел горящий танк, пламя било во все стороны, и лейтенант уходил в темноту с чувством победы. На самом деле это была вспышка «фаустпатрона», спуск которого он успел нажать последним усилием онемевших пальцев. Заряд прошел мимо цели.
— Уходим наверх, — приказал механику командир танка. — Нас обложили со всех сторон.
Но сделать это было не так просто. Машина весом шестьдесят тонн, с мощным, но порядком изношенным двигателем, с ревом месила коварную весеннюю землю. Она хорошо оттаяла за ночь (не раз прогревали мотор) и тормозила движение широких гусениц.
Пехотинец из роты погибшего лейтенанта и сапер лежали, вжавшись в ломкую, подмерзшую за ночь траву. У обоих имелись противотанковые гранаты, и оба знали, что когда танк выползет наружу, три его пулемета прикончат их. Оставалось либо бежать от опасности, либо кидаться навстречу ей.
Гранаты РПГ-6 нового образца, способные прожечь двенадцать сантиметров брони, весили более килограмма. Оба бойца были опытными и крепкими парнями. Они хорошо знали: чтобы попасть гранатой в танк, требовалось приблизиться к нему на расстояние пятнадцати-двадцати шагов. Смертельно опасное расстояние для броска. Три пулемета «тигра» простреливают все пространство вокруг.
— Долбанем гадину? — скрывая напряжение и страх, выкрикнул пехотинец, который поторопился и промахнулся из «фаустпатрона».
Из-за этого погиб взводный, решительный лейтенант, его земляк.
Сапер молча кивнул. Слова товарища заглушал рев огромной машины, рывками выползающей из своего убежища. Они понимали, что шансов уйти живыми очень немного.
Надо пробежать полета метров, бросить гранаты, поразить цель и суметь уйти. Вряд ли им дадут это сделать. Но и не выполнить приказ Ольхова и погибшего лейтенанта было нельзя. «Тигр», с его мощным вооружением и толстой броней, выбравшись из капонира, наверняка переломит ход боя.
— Пошли! — крикнул сапер, поднимаясь с земли. — Раздолбаем гада, в гробину его мать!
Они бежали рядом. Сапер бросил гранату на бегу. РПГ не долетела до цели пяти шагов и яркой вспышкой зажгла траву.
— Сейчас я тебя, — бормотал он, доставая вторую гранату.
Командир танка, откинув люк, уже доворачивал в его сторону зенитный пулемет. Целиться было несподручно, машина одолевала подъем из капонира, но со второй очереди, не жалея патронов, лейтенант-танкист прошил русского пучком пуль.
Пехотинец, забежавший с кормы, швырнул РПГ с десяти шагов. Граната ударилась в решетку трансмиссии, взорвалась, прожигая двигатель кумулятивной струей. Температура более тысячи градусов мгновенно воспламенила бензин, пульсирующий в моторе.
Немецкий лейтенант увидел русского гранатометчика, когда языки пламени уже облизывали башню. Дал торопливую очередь и крикнул, склоняясь в люк:
— Всем наружу! Иван нас поджег!
Но экипаж и без его команды уже выскакивал из заполненного дымом «тигра». Боезапас этого тяжелого танка составлял девяносто два снаряда. Боеукладки были набиты доверху. Когда снаряды рванут, да еще вспыхнут три сотни литров бензина, поблизости не останется ничего живого.
Лейтенант потерял несколько секунд, давая ненужную команду. Когда выпрямился, сноп огня хлестнул в лицо, сжигая кожу, заполняя гортань нестерпимым жаром. Он все же попытался выбраться, ему помогал наводчик.
К гудению пламени прибавился какой-то непонятный новый звук. Громко смеялся русский пехотинец, срывая из-за спины карабин.
Это не был радостный или победный смех. Скорее нервный хохот избежавшего гибели человека, который прошел полвойны и которого ждали дома жена, дети, мать.
Он стрелял навскидку, быстро передергивая затвор. Свалился механик-водитель, заряжающий. Стрелок-радист метнулся в темноту, а пехотинец, сбросив с брони третьим выстрелом наводчика, крикнул немецкому офицеру:
— А ты и сам подохнешь!
И тоже бросился в темноту, подальше от готовой взорваться махины. На секунду приостановился, убедившись, что его товарищ-сапер мертв, и побежал дальше.
Бой на правом берегу заканчивался. Ольхов четко распределил объекты, люди действовали умело. Взрыв танка заставил его обернуться.
И тут же новый, менее сильный взрыв заставил посмотреть в сторону моста. Саперы не сумели до конца обезвредить электрическую цепь. Взорвался один из зарядов, перекосив часть моста на правом берегу.
— Петро! Шевченко, бегом сюда!
— Подпортили мост, — сказал подбежавший сапер. — Но не сильно.
На другом берегу слышались взрывы и пулеметные очереди. Там тоже шел бой.
Командир разведки Савелий Грач приказал двигаться впереди двум «тридцатьчетверкам» с десантом на броне. Третий танк оставил в резерве. Местность вокруг, по существу, оставалась пока ничейной, можно было ожидать удара с любой стороны.
— Борис, только не зарывайся, — предупредил он старшего лейтенанта Антипова. — Уничтожить дот, перепаши снарядами траншею. Но к мосту двинешь следом за саперами и десантниками. Иначе на мину нарвешься или «фаустпатрон» словишь. На обочинах дороги тоже могут быть мины.
Излишне навязчивый, по мнению Антипова, инструктаж вызывал раздражение. Он считал себя опытным танкистом. Неплохо воевал на Курской дуге. Получил после взятия Белгорода медаль «За отвагу», а в боях за Киев вторую звездочку на погоны и орден.
