Гость полез обниматься. Сергей терпел, дал себе зарок не проявлять эмоции, даже скорчил подобие улыбки. Коряка так и остался сопливым масленком. Из носа у него текло, он утирался рукавом. В детстве Остап тоже так делал, но тогда это не раздражало Сергея.
— Орел! Смотри-ка, вырос, заматерел, гарный хлопец стал! Добро пожаловать! Рад, Серега, чертовски рад!
Гайдуку пришлось усадить бывшего приятеля за стол, поставить чайник. Из Коряки лился непрерывный словесный водопад. А помнишь то, не забыл ли се?
— Мы у деда Бульбы все яблоки из сада перетаскали, а он из двустволки солью жахнул да Гаевскому ползадницы отстрелил!
— А Гаевский-то где? — спросил Сергей, чтобы хоть как-то поддержать беседу.
— Ты не знаешь? — Коряка сделал круглые глаза.
— Не знаю, — соврал Сергей. — Звонил пару раз — абонент недоступен.
— Скоро будет доступен, — меняя физиономию на страшную, процедил Остап. — Пожалеет, что таким дерьмом на свет народился. Скурвился наш друг, Серега. Командовал подразделением ВСУ, сдался в плен террористам. Теперь у них воюет, падла! — Коряку нешуточно затрясло. — Придушу, порву своими руками! Прикинь, скотина какая? Родина ему образование дала, на офицера выучила, а он!.. Ничего, скоро добьем эту нечисть в ее логове, наведем порядок на Донбассе, очистим землю от скверны.
— Тебя не смущает, что я служил в Российской армии? — тихо спросил Сергей.
— А? Что? — Коряка растерялся, его мысли побежали в разные стороны. — Да брось, Серега, какие проблемы? — Он расплылся в неубедительной улыбке. — Ты же свой парень, служил, подневольным был, а теперь уволился и правильно сделал. — Остап опомнился, глянул на часы. — Я, собственно, на минуту, больше не могу. Завтра загляну к тебе, на шашлычок съездим, посидим, выпьем, обговорим создавшееся положение. Не вздумай отказаться. — Коряка подскочил, хлопнул Сергея по плечу, швыркнул носом и выметнулся за дверь.
Гайдук облегченно вздохнул. Еще немного, и его бы вырвало. Куда катится эта страна? Во что превращаются лучшие друзья? Он с брезгливостью смотрел в окно, как Коряка семенит через дорогу, кому-то звонит, прежде чем загрузиться в машину.
Скрипнула дверь, Сергей вздрогнул. Из комнаты, сильно сутулясь, выходила мама, ее лицо покрывала бледность.
— Испарился демон. Даже не верится. Сережа, заклинаю тебя, остерегайся этого существа. Это не человек, а что-то гадкое, страшное. Я очень боюсь его, умоляю тебя, не лезь.
В детский сад он опоздал на пятнадцать минут, просто забыл об этом. Когда Сергей примчался к бревенчатому теремку, детей там уже почти не было.
— Как мне надоела эта Соенко! — разносился по коридору громовой женский голос. — Что ты вытворяешь, Елизавета? Я кому сказала — сидеть, не двигаться! Руки на колени! Снова хочешь получить по ушам? Неряшливый, никчемный, безнадежный ребенок! И зачем таких рожают? Сидеть смирно, я говорю, ждать, не трогать игрушки! Может, мать с отцом наконец-то закончат свои развлечения и заберут тебя?
Гайдук нахмурился, шагнул в комнату.
— Дядя Сережа!.. — Заплаканная малышка бросилась к нему, обняла за ноги, прижалась.
— Что, Лизонька?.. — Он поднял ребенка, погладил по голове. — Тебя обижают?
— Здрасьте вам, — сварливо бросила широкоплечая статная особа и с недобрым прищуром уставилась на Сергея. — Тэкс-тэкс. Сами, значит, страшно заняты, родственника прислали.
Ей было далеко за тридцать. Надменная, властная, с резко выраженным лицом и «пизанской башней» на голове, заметно поникшей к концу дня.
«Да, это Маргарита Анатольевна Усич», — всплыло в памяти Гайдука.
В комнате находилась еще одна женщина — бледная, сутулая. Она расставляла игрушки, быстро посмотрела на Сергея и опустила глаза.
— Прошу прощения, — буркнул Гайдук. — Задержался. Но ребенка можно и не обижать. Он-то в чем виноват?
— А вот права качать не надо. — Заведующая насупилась и уперла в бока руки, унизанные перстнями. — И спорить со мной в этих стенах тоже не советую. Передайте родителям Елизаветы, что их дочь снова плохо себя вела, отбирала у детей игрушки, подралась с Антоном Шкиряком, отказывалась есть рассольник…
— Дядя Сережа, это неправда, — заявила Лиза, обнимая его за шею. — Меня забыли покормить. А Антошка первым начал задираться, за волосы дергал.
— Что она там бубнит? — насторожилась заведующая. — Не слушайте ее, быстро уводите. Вы отнимаете мое время. Можно подумать, у нас нет других дел, кроме как ждать вас тут часами!
Он мог бы поспорить, поставить заведующую на место, но смолчал, опустил Лизу на пол, ласково потрепал по макушке и повел прочь.
Они уже пересекали детскую площадку — Лиза уже не плакала, что-то щебетала, семеня за ним, — когда сзади их окликнули:
— Простите. — К ним подошла та самая бледная женщина, смущающаяся, прячущая глаза. — Я Мария Викторовна Латанская, воспитательница Лизы. Мне очень жаль, что с девочкой такое происходит, она замечательная, ласковая и добрая. Но Маргариту Анатольевну в последнее время словно клещ укусил — орет на нее, обвиняет в том, чего она не делала. Я стараюсь защищать Лизу, но не могу за всеми поспевать. В группе тридцать детей. Я даже возразить не решаюсь. — Губы воспитательницы задрожали. — Поймите, я боюсь потерять работу, в этом городе очень трудно куда-то устроиться. Нам платят три тысячи гривен, для большинства людей это целое состояние, мы не можем ни возразить, ни что-то поменять.
— Успокойтесь, Мария Викторовна. — Сергей тоже смутился. — Я все понимаю. Ступайте домой, отдыхайте.
Они вздрогнули, Лиза снова обняла Сергея за ноги. На территорию детского заведения въехал красавец-внедорожник, издававший громкий звуковой сигнал. Он вилял по дорожкам, встал у крыльца. Опустилось стекло, возник надменный мясистый профиль.
— Вот опять!.. — Запуганная воспитательница прижала к груди сумочку. — Прокурор Щербатый Борис Викторович, любовник нашей заведующей. Приезжает, ничего не боится. У него жена недавно погибла, а он даже не переживает.
На крыльце возникла улыбающаяся Маргарита Анатольевна. Она цвела и пахла, вальяжной походкой спустилась с крыльца, села рядом с водителем, презрительно глянув на людей, застывших за качелями. Прокурор тоже повернул голову, смерил Сергея надменным взглядом, сплюнул в окошко, резко развернулся, едва не подмяв клумбу, и промчался мимо.
Давненько он так не волновался, потел, взвинтил себя на ровном месте. Даже мама обратила внимание. Мол, что-то нервный ты к вечеру, Сережа. Не случилось ли чего?
Несколько раз, пока не стемнело, он выходил на крыльцо, курил, косил глаза на соседний участок. За малиной и дровяными кучами временами теплилась жизнь. Диана несколько раз выходила во двор, развешивала одежду, возилась в сарае, гремя банками. Несколько раз она спускалась в сад, что-то подкапывала на грядках.
Сергей любовался этой женщиной. Распущенные волосы, легкая походка с характерной отмашкой левой рукой. Она тоже несколько раз косилась в сторону соседей, и по телу Сергея пробегал озноб. Однажды их взгляды пересеклись. Диана смутилась, опустила голову, снова посмотрела на него, улыбнулась.
