– Помочь вам с тележкой? – спросил хозяйственный Томас.
– Нет… спасибо. Я привык к ней, да она и не так тяжела, – отказался Яго, берясь за ручки.
Они шли вместе по Кок-стрит и завернули за угол к церкви Святой Марии. За все это время никто из них не промолвил ни слова. Прощание было коротким и официальным.
Питт вернулся домой в Блумсбери усталым и подавленным. Поужинав тем, что заботливо оставила ему Шарлотта, он сидел теперь в гостиной перед широко открытой дверью в сад. Тепло дня сменилось вечерней прохладой с лужайки, воздух пах скошенной травой.
Шарлотта сидела у лампы и что-то шила. Она спросила мужа о новом деле, которое поднимало его ни свет ни заря и не отпускало до позднего вечера. Он сказал жене, что это всего лишь убийство, но в нем замешана важная персона и поэтому оно представляет опасность с точки зрения политики.
Суперинтендант поглядывал на жену и любовался бликами света на ее волосах, чистых и блестящих, уложенных короной на голове: при свете лампы они казались цвета красного дерева, а в тени – почти черными. У Шарлотты была нежная кожа и легкий румянец на щеках. От всей ее фигуры веяло уютом и покоем. Розовое платье было ей к лицу, как, впрочем, и все, что она носила. Пальцы молодой женщины умело орудовали иглой, которая легко входила в ткань и тут же тянула за собой нитку, подгоняемой нажатием серебряного наперстка. Семья Питтов жила не так далеко от кварталов Уайтчепела, всего в нескольких милях, и вместе с тем там был совсем другой мир, в который трудно было поверить. А мир Шарлотты был безопасен, чист и постоянен своими ценностями: в нем легко было оставаться честной, целомудренной и добродетельной. Миссис Питт любили, и она никогда в этом не сомневалась. Ей не нужно было идти на компромиссы или бороться ради выживания, страдать душой, постоянно сомневаться, бояться и испытывать отвращение к себе.
Поэтому на ее лице играла улыбка. Что бы подумал о ней Яго Джонс? Не счел бы он ее недопустимо самодовольной и непростительно спокойной благодаря своему полному невежеству и незнанию жизни?
Шарлотта шила, внимательно следя за иглой, – работать иначе она не умела. Эта женщина всегда старалась, чтобы ее руки находили для себя дело. Так было легче. День казался бесконечно длинным. Она проснулась вместе с мужем, а потом уже не могла уснуть.
Утром к ней заехала Эмили. Они не говорили ни о чем особенном, но Шарлотту беспокоила странная нервозность сестры, что обычно совсем не было ей свойственно. Это не было избытком неиспользованной энергии, а скорее походило на тщетные поиски чего-то, что она хотела найти или хотя бы понять. Эмили была раздражительна и придирчива и несколько раз даже обиделась из-за какого-то пустяка. Это было совсем не похоже на нее.
Шарлотта опасалась, что в этом повинно постоянное пребывание в доме Эмили их бабушки, после того как их мать Кэролайн вновь вышла замуж. Бабушка наотрез отказалась жить в одном доме с ее новым мужем. Он был актером и на несколько лет моложе жены. То обстоятельство, что молодожены были безумно счастливы, лишь подливало масла в огонь бабушкиного негодования.
Эмили уехала, так и не объяснив сестре причины своего беспокойства.
А теперь миссис Питт видела перед собой мужа, нахохлившегося и ничего не объясняющего. Он лишь хмурился и сжимал губы. Шарлотта понимала, что Томаса беспокоит порученное ему дело. За все годы супружеской жизни она успела привыкнуть к его молчанию. Вот и теперь он сидел в кресле, неудобно сгорбившись и положив ногу на ногу. Обычно, желая расслабиться, Питт вытягивал ноги и клал их на решетку камина независимо от времени года и от того, горел ли в камине огонь. А в такой вечер, как этот, не будь Томас так озабочен, он прошелся бы до конца лужайки, постоял бы под любимой яблоней и подышал ароматами сада. При этом он, бесспорно, захотел бы, чтобы Шарлотта была с ним, и говорили бы они только о пустяках.
Несколько раз молодая женщина подумывала о том, чтобы разговорить мужа, но лицо его было замкнутым, и он явно предпочитал молчать. Это означало, что Томас не желал говорить с ней о деле, которое расследовал. Возможно, ему не хотелось, чтобы его рассказ о жестокости и неприглядных деталях преступления нарушил покой их дома. Это было единственное место, где он освобождался от всего злого – если не полностью, то до тех пор, пока сам не заговорит об этом. Но решать это должен был он, а не его жена.
Шарлотта знала, что муж побывал в Уайтчепеле, и хорошо представляла, что он мог там увидеть. Томас не мог забыть, что его супруга тоже бывала в этих грязных трущобах, где тянуло гнилью из сточных канав и теснились темные от копоти дома, стены которых впитали в себя вековую грязь многих поколений. В них ютились усталые, голодные и разочарованные люди.
Чтобы помочь им, надо быть сильным человеком. Сочувствием здесь не обойдешься. Нужны законы и перемены в умах и сердцах тех, кто правит, у кого в руках власть. Чтобы помочь хотя бы одному человеку, нужны знания, умения и, возможно, деньги. Но прежде всего здесь нужна уверенность в своей цели, трезвая оценка обстоятельств и сила духа.
Поэтому Шарлотта молча шила и ждала, когда Томас сам захочет поделиться с ней тем, что его тревожит, или же отвлечется от служебных забот и хотя бы на время восстановит душевное равновесие в доброй атмосфере собственного дома.
Глава 3
Эмили Рэдли, сестра Шарлотты, столь обеспокоившая ее своим поведением, была действительно расстроена. Хотя причин для этого, в сущности, не было. Эта дама имела все, чтобы считать себя счастливой, и даже больше. У нее был очаровательный и красивый муж, который очень любил ее, и сама она тоже не находила в нем никаких особых недостатков или изъянов.
Когда они встретились, он был молодым человеком из хорошей семьи, веселым и забавным собеседником, с хорошими манерами и немалым чувством юмора. Эмили отдавала себе отчет в том, чем рискует, влюбившись в него. В семейной жизни этот человек запросто мог оказаться ограниченным мотом и стать смертельно скучным, как только минует пора влюбленности и новизны. Но это не остановило молодую женщину. Немало часов провела она в сомнениях, убеждая себя, что совершает глупость и что Джеку, возможно, нужно ее состояние, оставленное ей первым мужем, покойным лордом Джорджем Эшвордом.
Эмили улыбнулась, вспоминая Джорджа. Память о нем была еще свежа – странная смесь печали и потери, а также нежности их лучших дней. Она намеренно не вспоминала то, о чем не хотелось вспоминать.
К счастью, все опасения леди Эшворд оказались беспочвенными. Джек Рэдли не был ни пустым, ни ограниченным человеком. Наоборот, у него обнаружилось обостренное чувство социальной справедливости и немалые амбиции и планы, касающиеся изменений в обществе. Он вступил в борьбу за место в парламенте и после первой неудачи не сложил оружия, а повторил попытку и победил. Отныне значительную часть своего времени и эмоций он отдавал политической деятельности. А Эмили сама себе казалась пустой и немного мотовкой.
Эдвард, ее сын от Джорджа и наследник, занимался с учителем, а крошка Эванджелина была наверху в детской на попечении няньки, которая успевала следить за постельным бельем, кормить ребенка и менять подгузники. Получалось, что в Эмили в этом доме никто не нуждался.
