— Я… не совсем уверена, действительно ли кто-то из этих троих колдун, — прошептала Магдалена. — Но мы хотя бы распутали очередную загадку монастыря. Реликвии…
Она поняла, что стоявший рядом монах ее услышал, и замерла.
— Что, черт возьми… — процедил он.
Двое других тоже уставились на Магдалену с таким видом, словно им явилось чудище из преисподней. Дочь палача разглядела наконец в свете факелов их лица и вскрикнула в ужасе.
Перед ней стояли брат Экхарт, приор Иеремия и старый, сгорбленный библиотекарь.
— Это… это же та самая палачка! — выдавил приор, оправившись от испуга. — Что она здесь забыла?
— Какая разница, она видела нас, — грозно проговорил библиотекарь. — А это плохо, очень плохо.
Он подумал немного, затем подозвал толстого брата Экхарта.
— Взгляни, брат: это никакой не голем, а всего лишь грязная девка. Бери ее, как ты уже поступал с другими шлюхами. — Голос у библиотекаря стал тихим, даже вкрадчивым. — Дай волю дьявольскому влечению, Экхарт. Она этого заслуживает. Приор сам отпустит тебе этот грех. А мы устроим так, чтобы эту грешницу никогда уже не нашли.
Страх в глазах Экхарта исчез и уступил место гадкой ухмылке.
— Ты прав, Бенедикт, — ответил келарь тихим голосом и облизнул толстые губы. — Я уже говорил этой распутнице, что ей нечего терять. Что ж, не желаешь слушать, придется испытать…
Онемев от ужаса, Магдалена смотрела, как тучный монах стал спускаться по лестнице; он вытянул перед собой бесформенные ручищи и беззвучно шептал молитву.
В это мгновение женщина почувствовала, как начала медленно подниматься: отец схватился за края отверстия и стал подтягиваться вместе с ней на плечах. Для монахов в старом подвале это выглядело так, словно она, подобно ангелу, медленно воспаряла.
— Какого черта… — начал брат Экхарт.
Но тут из провала показался запачканный грязью и известью палач. Он хрипел и рычал, словно подстреленный медведь.
— Господи, голем! — завопил толстый монах и отступил на пару шагов. — Это и вправду голем, он выбрался из преисподней!
Наконец Куизль поднялся настолько, что Магдалена смогла соскочить с его плеч. Он полностью вылез из проема и встал перед монахами во весь свой рост. Гигант шести футов, покрытый грязью и глиной. Даже на лицо налипли бурые комья.
Всем своим видом палач походил на порождение ада.
Аврора молча следила за отчаянными попытками Симона пошевелиться.
Между тем ему удалось повернуть голову настолько, что стало видно расположенную напротив него дверь. Распахнутые глаза пересохли так, что их уже жгло, но Симон продолжал смотреть на дверной проем. Из коридора послышались семенящие шаги, а после появились Петер и Пауль. Лица у них были красные, зареванные, рубашки изорвались, но сами дети казались невредимыми.
— Папа! — крикнул Петер и засеменил к лекарю.
Он вытянул маленькие ручонки, словно ждал, что отец сейчас же вскочит и заключит его в объятия. Но Симон только лежал и судорожно кривил лицо.
— Папа? — Петер встал перед ним и коснулся пальчиками его залитого потом лба. Лекарь все таращился на сына. — Папа, ты спишь?
Маленький Пауль тоже добрался до папы. Он забрался Симону на грудь и прильнул к нему головой. Обычно лекарь принимался поглаживать сына до тех пор, пока тот не засыпал. Но теперь он лежал под Паулем, как кусок мяса. Ребенок заплакал.
— Не грустите, детки, — послышался хриплый голос из коридора. — Вам еще многое нужно усвоить. Каждый рано или поздно умирает, и ваш отец в том числе. Но вы хотя бы можете вдоволь на него насмотреться и запомнить. Я тоже когда-то долго смотрел на возлюбленную, пока Господь не забрал ее. Но в этот раз я перехитрю Его. Скажите папе «пока», вам пора уходить.
Голос стал громче, так как неизвестный вошел в комнату. Он прошел мимо лекаря боком, так что Симон лишь в последний момент смог разглядеть его лицо.
В этот раз, когда лекарь попытался закричать, из горла у него вырвался тихий свист. Его охватил такой ужас, что даже паралич на мгновение отступил.
Человек над ним словно явился из преисподней.
Одновременно с чувством благоговения и ужаса Магдалена смотрела, как отец замахнулся дубинкой и грозно шагнул к брату Экхарту.
— Где дети? — проворчал Куизль. — Отвечай, монашка жирная, пока я всех вас в ад не отправил.
— Ка… какие дети?
Брат Экхарт явно растерялся. До сих пор он твердо был убежден, что перед ним самый настоящий голем. Но теперь этот голем обратился к нему со странным вопросом, да еще и на тягучем баварском. Магдалена буквально слышала, как шевелились извилины в маленьком монашеском мозгу.
Старый библиотекарь между тем взбежал по лестнице и теперь изумленно взирал вместе с приором на зрелище у себя под ногами. В конце концов он зашелся истерическим смехом.
— Экхарт, чтоб тебя! — выкрикнул он. — Никакой это не голем. Это тот самый палач, которого я застукал в келье Лаврентия. Упрямый палач из Шонгау, человек из плоти и крови! Я уж и сам чуть было не поверил во всю эту чепуху насчет голема…
Приор между тем тоже совладал с собой. Он тревожно оглянулся на выход, словно раздумывал, не убежать ли ему просто. Но потом он, казалось бы, набрался смелости, порылся за пазухой и внезапно выхватил пистолет.
— Стой, где стоишь, палач! — крикнул он с лестницы. — Мы не для того вкалывали столько лет, чтобы грязный деревенщина нам все загубил. Еще шаг, и я застрелю тебя, как бешеную собаку!
Старый библиотекарь поначалу изумился выходке своего собрата, но теперь губы его растянулись в тонкой улыбке.
— Иеремия, ты посмотри-ка, — протянул он. — Такой решимости я от тебя не ожидал. Быть может, все эти годы я тебя недооценивал… Откуда, интересно, у нищего монаха такой пистолет?
— Неважно, — огрызнулся приор. — Главное сейчас, чтобы эта шлюха и ее отец нас не выдали. Так что опусти дубинку, палач.
Все это время Куизль молча слушал бенедиктинцев; наконец он опустил дубинку, отступил на шаг и проворчал:
— Неплохая игрушка, монашек. Настоящий фландрский пистолет, если я ничего не путаю. Наверняка кучу денег стоит. Жаль только, пуля там одна, а нас двое…
— С девкой Экхарт и сам справится, — прошипел приор и кивнул на толстого келаря, который по-прежнему топтался у лестницы. — Он ведь так обрадовался девчонке. Не будем же его разочаровывать.
Магдалена до сих пор наблюдала за бенедиктинцами из-за ящика, теперь же гневно шагнула в их сторону.
— А я за образцовых монахов вас приняла! — бросила она приору. — Такую вот любовь к ближнему завещал нам Иисус? Чтобы один другого мог насиловать, а потом взять и застрелить?
— Молчи, женщина! — вмешался брат Бенедикт. — Ты не поймешь.
