— А, мой слуга, — с облегчением сказал Виргилиус, нажал что-то в спине Авроры, и музыка резко смолкла. — Довольно танцев! Я уж думал, мы никогда не уйдем… — Он повернулся к Петеру и предостерегающе поднял палец. — А ты останешься с папой, так? Ты нужен ему, понимаешь? И за нами не пойдешь.
Мальчик с серьезным видом кивнул и ухватился ручонками за жесткие, холодные пальцы отца.
— Замечательно. Тогда не будем терять время. Но прежде нам с помощником нужно закончить еще кое-какие приготовления…
Виргилиус повернулся к двери. На пороге показался промокший насквозь человек. В теплой пещере от мокрой одежды поднялась легкая дымка; широкой волосатой ладонью мужчина вытер капли с лица. Когда Симон наконец-то узнал его, то задергался, как рыба на берегу, но ничего этим не добился, и ему пришлось лишь беспомощно наблюдать, как дети протянули к гостю ручки и встретили его радостными воплями.
— Ты смотри-ка, я и не сомневался, что у моего слуги золотое сердце, — проговорил Виргилиус. — Иногда это даже хорошо; если нет языка, ругаться не приходится.
Симон с хрипом протянул к прислужнику руку, но та бессильно упала.
В темном проеме стоял безмолвный Маттиас.
Магдалена осторожно спустилась в темный проем, и стражники ворчливо полезли следом за ней. Судя по их лицам, их явно не прельщало спускаться в безвестные подземелья бывшей андексской крепости. Солдаты с руганью спрыгнули на груду камней, сложенную Куизлем полчаса назад. Посветили факелами в глубь туннеля и стали неуверенно вглядываться во мрак.
— Сначала надо пройти обратно, — сказала Магдалена, вытряхивая пыль из волос. — Дальше будет еще один ход, я про него ничего пока не знаю. Быстрее, нельзя терять ни минуты!
— Не очень-то мне и хочется от палачки приказы выслушивать, — проворчал старший из солдат, облаченный в потертый шлем и такой же исцарапанный панцирь; одежда под его доспехами пропиталась по́том.
— Точно, Ганс, — согласился с ним младший. — Этого нам еще не хватало. Ползать еще тут, как крысы, — это ж надо додуматься! Копошись теперь в грязи, только потому что кое-кто перед графом юбку задирает…
— Мне так и передать ему или ты лучше сам все скажешь? — невозмутимо ответила Магдалена.
— Боже упаси! Я… я… — забормотал стражник.
— Чу́дно. Тогда пошли уже.
Дочь палача забрала у растерянного солдата факел и двинулась вперед. Стражники недовольно заворчали и зашагали следом, а Магдалена пыталась сдержать слезы и ярость.
Магдалена с трудом выказывала такую сдержанность. При одной только мысли, что этот колдун мог сделать с ее детьми и мужем, сердце рвалось из груди. Но отец учил ее, что иногда следует скрывать свои истинные чувства, чтобы добиться цели. Если бы она сейчас расплакалась, то солдаты вряд ли пошли бы за ней. Возможно, они прошли бы несколько шагов по туннелю, чтобы выполнить поручение графа, а потом тотчас вернулись бы на поверхность. Так что хотела она того или нет, но ей приходилось сдерживаться.
Они шли уже несколько минут, и запах мочи и разложения начал усиливаться. Старший солдат брезгливо сморщил нос.
— Воняет, как у дьявола в нужнике, — ругнулся он. — Что это, черт возьми?
— Это и есть нужник дьявола, — пояснила Магдалена. — Но нам туда ни к чему, нужно только…
— Пресвятая Богородица! — Молодой солдат внезапно остановился с разинутым ртом и показал на слабое зеленоватое свечение впереди. — Сами смотрите! Призраки! Хотят спутать нас своими огоньками… Ради всего святого, идемте назад!
Магдалена закрыла глаза и прокляла собственную забывчивость. Следовало предупредить солдат о фосфоре в старой канализации и подготовить их! Теперь они готовы были умчаться прочь очертя голову.
— Хм, это не так легко объяснить, — начала она. — Но это никакие не призраки. Просто…
— Мертвецы, не нашедшие успокоения! — завопил Ганс и перекрестился, хлопнув себя по панцирю. — Куда, в какое логово ты нас завела, палачка?
— Да послушайте вы, черт бы вас побрал! Отец мне все объяснил. Это порошок, и он…
— Там, он выходит из комнаты! — взвыл молодой и показал на проход, ведущий в клоаку. — Слышите? Это музыка! Господи, покойники заиграли мелодию!
Где-то впереди и вправду играла знакомая мелодия. Сердце у Магдалены забилось чаще. Похоже, Виргилиус и его кукла были еще внизу! Значит, дети и Симон тоже с ним? Магдалена прислушалась и попыталась определить, откуда доносилась музыка. Мелодия играла не в канализации, а где-то впереди, в другом туннеле. Но вместе с музыкой слышался и другой, едва уловимый звук.
Детский плач.
Магдалена повернулась к стражникам, голос у нее дрожал:
— Слышите? Совсем близко! Давайте быстрее…
Но коридор за ее спиной был пуст. Стражники уже развернулись и бросились обратно к подвалу; лишь сапоги их грохотали во тьме.
— Я все графу расскажу, трусы суеверные! — закричала Магдалена им вслед. — Отец вас за это плетьми выпорет. Отделает вас так, что лица расцветут. Он с вас…
Магдалена вздохнула и в одиночестве двинулась дальше, прислушиваясь при этом к едва уловимой музыке и плачу. Она неустанно проклинала стражников, столь подлым образом ее бросивших. Судя по всему, рассчитывать ей придется только на себя. От одной только мысли об этом ее бросало в холод. С Виргилиусом она, может, еще и справилась бы. Но как быть с прислужником, про которого говорила сумасшедшая старуха? Что, если он тоже сейчас в подземелье?
Магдалена обмотала платок вокруг шеи и постаралась не дрожать. По крайней мере, у нее остался факел одного из солдат. По ее прикидкам, света его должно было хватить еще минут на тридцать. О том, что будет после, она не хотела думать. Вперед ее гнал лишь страх за детей и мужа.
Она остановилась и напряженно прислушалась. Может, плач ей только послышался? Магдалена пошла еще быстрее, потом побежала; она спотыкалась, вставала и мчалась дальше по туннелю, заваленному камнями, гнилыми досками и костями.
Через некоторое время женщина обратила внимание, что и на полу начали попадаться светлые пятна. Всюду виднелись следы белого порошка, который они с отцом обнаружили в бывшей канализации. Магдалена не припоминала, чтобы видела эти пятна прежде. Но она слишком спешила, чтобы придавать этому открытию особое значение.
Пробежав неизвестно сколько, дочь палача оказалась наконец перед развилкой, у которой они с отцом выбирали верный путь. Она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на тихой мелодии и детском плаче. Но ничего больше не услышала. Вокруг царила едва ли не осязаемая тишина, которую нарушал лишь плеск отдельных капель, падавших с потолка.
Магдалена с трудом сглотнула, а потом отбросила все мысли об осторожности и закричала:
— Петер! Пауль! Вы здесь? Вы меня слышите?
Ни единого звука, кроме тихой капели. Но затем из второго коридора донесся шум, который Магдалена не в состоянии была определить. Он казался ей отдаленным медвежьим ревом. Через некоторое время она поняла, что это стонал мужчина. В следующее мгновение раздался голос, от которого у Магдалены на глаза навернулись слезы.
