И вот тут мой Леша меня удивил. Он не стал поступать в Станкостроительный институт, куда я ему советовал, а пошел на какие-то ускоренные курсы ведения бизнеса. Таскал домой толстенные книги американских авторов: «Менеджмент», «Корпоративное управление», «Финансовый трейдинг», и тому подобные. И заявил нам, что станет вести собственный бизнес и нас всех прокормит. Так что нам с женой, дескать, не надо и беспокоиться.
А пока его бизнес не принес еще и рубля, он мне подсказал, как можно в новых условиях на жизнь зарабатывать. Занялся я ремонтом сложной бытовой техники, и очень это у меня хорошо получалось. Зарабатывал даже больше, чем прежде у себя в КБ.
А Алеша окончил свои курсы, получил сертификат и занялся завозом в страну компьютеров и их продажей. Но затем, довольно скоро, переориентировался на ввоз запасных частей, из которых он уже на месте собирал системные блоки разной конфигурации. И хотя пару раз его, что называется, «кидали» недобросовестные партнеры и пару раз наезжали бандиты, дело у него пошло. И так хорошо пошло, что через несколько лет я действительно мог уже не думать о заработке и не принимать заказы на ремонт. Но я все равно продолжал работать – так уж приучен. Даже потом, когда мы в собственный дом переехали… Но это я уже вперед забегаю, а вы просили все по порядку рассказывать.
Алексей Мещеряков глубоко вздохнул и приготовился продолжить свой рассказ. Гуров обратил внимание, что теперь, когда его тайна была раскрыта, хозяин сторожки уже не выглядел таким угнетенным.
– Итак, Алеша стал предпринимателем. Постепенно он увеличивал размеры своего бизнеса – нанял вначале двух сотрудников, потом еще троих. Два года назад, перед тем… ну, перед тем как его арестовали, у него уже было четыре конторы в разных концах Москвы, в которых трудились в общей сложности около тридцати человек. В то время он мне признался, что его общее состояние можно оценить примерно в шестьдесят миллионов рублей.
Еще молодым человеком, только начиная свой бизнес, он женился. Его жена, Вика, нам с Натальей не понравилась – этакая красотка, манерная и не слишком образованная. Мы пытались донести свое мнение до Алексея, но куда там, он нас слушать не стал. Ну, и мы махнули рукой. Если бы знали, чем все кончится…
Молодожены поначалу снимали «однушку» в Чертаново, но Алексей, как я уже сказал, быстро богател, и они сначала переехали в трехкомнатную квартиру на улице Маршала Жукова, а потом Алексей и вовсе купил дом в самом престижном месте – на Рублевском шоссе, сразу за МКАД. Не дом, а домину – в два этажа, с гаражом, бассейном и даже зимним садом. Общая площадь этого дворца составляла более двухсот метров! Он еще и потому купил такую громадину, что рассчитывал, что мы будем жить вместе с ними. И мы попробовали. Но прожили вместе недолго, Вика восстала и заявила, что со свекром и свекровью жить не будет. Тогда мы вернулись в нашу «двушку»… Но это нас не слишком огорчало: дела у сына шли в гору, родилась дочка Ксюша, жили они вроде дружно… Чего еще желать?
Все началось три года назад. Как-то сын между делом сообщил мне, что его начали вызывать на допросы в Следственный комитет. Я, естественно, встревожился и спросил, в чем дело. Алексей рассказал, что следователь, который его вызывает, нашел у него какие-то нарушения в отчетности и теперь ведет проверку. Я удивился: хотя я и не разбирался в финансовых делах, но, по моим представлениям, нарушениями в отчетности должны заниматься налоговые органы, а не СК. Я так сыну и сказал. А он мне ответил, что то же самое, слово в слово, он уже говорил следователю, но тот ссылается на какие-то вопросы, которые у него возникли. Хочу заметить, что Алексей рассказывал обо всем этом чуть ли не со смехом.
Однако, когда я при нашей следующей встрече спросил его, как дела со следствием и завершилась ли проверка, он был настроен уже гораздо серьезнее. И сказал, что следователь предъявил ему обвинение в мошенничестве, подлоге и неуплате налогов в особо крупном размере. Избрал мерой пресечения подписку о невыезде, но предупредил, что меру могут и изменить в сторону ужесточения. Тогда я впервые и услышал фамилию этого следователя – Тонких Аркадий Кузьмич… – Мещеряков произнес фамилию следователя с таким выражением, словно держал во рту что-то горькое и противное. – Сын теперь больше времени занимался тем, что ходил на допросы и советовался с адвокатами (их у него было два, и оба, как я понял, люди высококвалифицированные). Но это не помогало. Однажды – это было спустя примерно четыре месяца после того, как против него завели дело, – он позвонил и сказал, что нам надо встретиться, что есть вопросы, которые он не хочет обсуждать по телефону. Он подъехал, и я вышел к нему. Мы сидели в машине и разговаривали. Он сказал, что его, видимо, посадят в тюрьму – на официальном языке это называется «изменить меру пресечения». Якобы он препятствует проведению следствия и оказывает давление на свидетелей. «Но какое же нарушение ты совершил? – не мог я понять. – За что тебя так?» – «За то, что бизнес у меня слишком успешный», – усмехнулся в ответ Алексей. «Так следователь с тебя деньги требует? – спросил я. Мне казалось, я понял, в чем дело. – Так ты заплати! Никуда не денешься, все так делают». – «Если бы просто деньги! – покачал головой сын. – Знаешь, что он мне сказал? Что я должен отдать ему весь свой бизнес, не больше, не меньше. Точнее, не ему, а Сашке Свешникову». – «А кто такой этот Сашка?» – спросил я. «Я его немного знаю, – объяснил Алексей. – Противный тип, мой ровесник. Тоже занимается компьютерами. Но все у него организовано тяп-ляп, клиенты к нему не ходят. Я всегда удивлялся, как это он еще держится на плаву. А теперь понял…» – «И что же ты решил?» – спросил я. «Свое дело, которое я создал своими руками, я этому мерзавцу ни за что не отдам, – твердо ответил Алексей. – Я уже обо всем договорился с Викой. Оставил генеральную доверенность на ее имя. Если меня посадят и даже отправят на зону, она будет управлять компанией. Обеспечит и себя, и Ксюшу. А потом я выйду, и мы заживем по-прежнему…» Вот так он мне тогда сказал. И это был последний раз, когда я видел своего сына на свободе. На следующий день его отправили в СИЗО.
– Скажите, а у него не было отчаяния, страха перед заключением? – спросил Гуров. – Он не говорил, что не выдержит?
– В том-то и дело! – воскликнул Мещеряков. – Ничего такого не было! Алексей воспринимал происходящее как тяжелое потрясение, вроде как опасную болезнь. Но болезнь, от которой со временем можно излечиться. Сын был настроен продержаться, сколько бы лет ему ни присудили. – Он вздохнул и продолжил: – А дальше потянулось следствие, суд… Мы с женой изредка видели сына на свиданиях, потом на суде, в железной клетке. Он выглядел спокойным, уверенным. Он примерно знал, каким будет приговор, и был к нему готов. И вдруг… Мне неожиданно позвонил адвокат и сказал, что надо срочно приехать в тюрьму. Я почуял неладное, стал его расспрашивать, но он отвечал уклончиво. Я собрался и поехал. Наталье ничего не сказал. Я уже чувствовал, что случилось несчастье, только не знал еще – какое. Адвокат встретил меня в комнате для свиданий и сразу сообщил, что Алексей погиб. По версии тюремного начальства, он вскрыл себе вены заточенной ложкой, которую украл из столовой. Но он, адвокат, в эту версию не верит и будет добиваться проведения независимой экспертизы и расследования.
