Бовуар уставился на него. Она сказала это так, будто то же самое делала и «ИКЕА». Словно это было абсолютно естественным и нормальным – слушать деревья, уже не говоря о том, чтобы слышать их. Бовуар снова посмотрел на стул.
«Они тут что, все психи?» – подумал он. Стул больше не говорил с ним.
Глава двадцать вторая
Агент Робер Лемье ждал своей очереди в магазине месье Беливо. Поначалу он думал, что это мини-маркет, в котором продаются нездоровая еда, сигареты, дешевое пиво и вино и всякие мелочи, которые могут неожиданно понадобиться людям, вроде конвертов или свечей для торта. Но вместо этого он обнаружил вполне нормальный магазин. Такой, в какой когда-то ходила его grand-mère
[47]
. На темных деревянных полках были аккуратно расставлены овощные консервы, крупы, макароны, джемы и желе, супы и крекеры. Все высокого качества, все чисто и аккуратно. Никакой толпы покупателей, никакого обжорства. Полы, хотя и затертые множеством ног, содержались в чистоте, а под дощатым потолком медленно крутился вентилятор.
За прилавком стоял высокий пожилой человек, он слегка согнулся, слушая еще более пожилую женщину, которая говорила без умолку, отсчитывая деньги за покупки. Она сообщала ему о боли в ногах. Рассказывала о сыне. Рассказывала о своей поездке в Южную Африку, о том, как ей там понравилось. И наконец тихим доброжелательным голосом она сказала, что сочувствует ему в связи с его утратой. Она протянула пятнистую руку с синими набухшими венами и положила на его длинные, тонкие, очень белые пальцы. И задержала там. Он не шелохнулся. Не убрал руку. Нет, он заглянул в ее выцветшие глаза и улыбнулся:
– Merci, Madame Ferland.
Лемье проводил ее взглядом, радуясь, что она замолчала, и занял ее место.
– Милая дама.
Он улыбнулся месье Беливо, который провожал взглядом мадам Ферлан – та открыла дверь, вышла на крыльцо, посмотрела направо и налево, словно потерявшись, и очень медленным шагом пошла прочь.
– Oui.
Вся деревня знала, что мадам Ферлан год назад потеряла сына, хотя она и предпочитала об этом не говорить. До этого самого дня, когда заговорила о сыне с месье Беливо, который принял этот дар разделенной скорби.
Теперь он повернулся к молодому человеку, стоящему перед ним. Волосы у парня были подстрижены на консервативный манер, приятное лицо чисто выбрито. И вообще у него был милый вид.
– Меня зовут Робер Лемье. Я служу в Квебекской полиции.
– Oui, monsieur. Я это понял. Вы хотите поговорить о мадам Фавро.
– Насколько я понимаю, у вас с ней были особые отношения.
– Да.
Месье Беливо не видел причин отрицать это теперь, хотя и не был уверен в том, какие у него были отношения с Мадлен, по крайней мере с ее стороны. Он был уверен только в одном – в своих чувствах.
– И что это были за отношения? – спросил агент Лемье.
Он подумал, что его вопрос резковат, но, с другой стороны, он знал, что их разговор в любую минуту может быть прерван другим покупателем.
– Я ее любил.
Эти слова заполнили пространство между ними, где мелочь, отсчитанная мадам Ферлан, еще грела прилавок.
Агент Лемье был готов к такому ответу. Шеф говорил ему, что именно так, возможно, и обстоят дела. Во всяком случае, отношения между ними были далеки от легкомысленных. Но, глядя на этого тощего, мрачного, печального человека, агент Лемье ни за что бы не догадался об этом. Ему было за шестьдесят, а Мадлен Фавро – сорок с небольшим. Но Лемье удивляла не разница в возрасте. Судя по фотографиям, Мадлен была красива. Она неизменно смеялась или улыбалась, выглядела довольной. Была полна жизни и восторженности. Лемье полагал, что она могла бы заполучить любого. Так почему же она выбрала этого сухопарого человека, пожилого, сутулого, незаметного?
Возможно, она его и не выбирала. Возможно, он любил ее, а она не питала к нему никаких чувств. Возможно, она разбила ему сердце и он покушался на нее.
Мог ли этот человек, от которого пахло крекерами и который напоминал сухую мочалку, убить Мадлен Фавро? Из любви?
Молодому агенту Лемье трудно было в это поверить.
– Вы были любовниками?
Одна эта мысль вызывала у него отвращение, но он заставлял себя благожелательно смотреть на месье Беливо и надеялся вызвать у него отцовские чувства.
– Нет, между нами не было плотских отношений. – Месье Беливо произнес это просто, без смущения. Он был выше того, чтобы беспокоиться из-за таких глупостей.
– У вас есть семья, месье?
– Детей нет. Была жена. Жинетт. Умерла два с половиной года назад. Двадцать второго октября.
Когда Робер Лемье перешел в отдел по расследованию убийств, старший инспектор Гамаш усадил его за стол и прочел краткий курс по поимке убийц:
– Ты должен научиться слушать. Пока ты говоришь, ты ничего не узнаёшь, а эта работа требует умения узнавать. И не только устанавливать факты. Самое главное из того, что ты узнаёшь, расследуя убийство, ты не можешь увидеть или потрогать. Ты узнаёшь, что чувствуют люди. Потому что… – И тут старший инспектор подался вперед, и агенту Лемье показалось, что он сейчас возьмет его за руки. Но Гамаш только заглянул в глаза Лемье. – Потому что мы ищем человека с проблемами. Мы ищем человека, который кажется здоровым, который ведет нормальный образ жизни. Но на самом деле он очень болен. Мы находим этих людей, не просто собирая факты, а собирая впечатления.
– И я делаю это, слушая.
Агент Лемье знал, как сказать людям то, что они хотят услышать.
– Есть четыре фразы, которые позволяют достигнуть мудрости. Я хочу, чтобы ты их запомнил и следовал им. Ты готов?
Агент Лемье вытащил блокнот и авторучку и замер, приготовившись записывать.
– Ты должен научиться говорить: «Я не знаю», «Мне нужна помощь», «Прошу прощения», «Я ошибался».
Агент Лемье записал эти слова. Час спустя он сидел в кабинете суперинтенданта Бребёфа и показывал ему эту запись. Он ожидал услышать смех, но вместо этого суперинтендант сжал губы так, что они побелели, и стиснул челюсти.
– Я забыл об этом, – сказал Бребёф. – Наш шеф, когда мы только поступили в полицию, говорил нам эти слова. Это было тридцать лет назад. Он сказал нам об этом только раз и больше никогда не повторял. Я забыл.
– Вряд ли они стоят того, чтобы их помнить, – заметил Лемье, полагая, что именно это хочет услышать Бребёф.
Он ошибался.
– Ты дурак, Лемье. Ты хоть представляешь себе, с кем имеешь дело? И с чего я взял, черт побери, что ты сможешь в чем-то преуспеть против Гамаша!
– Знаете, – сказал Лемье, словно и не слышал упрека, – такое впечатление, что старший инспектор Гамаш сам верит в это.
