Тарелки были щедро наполнены тушеной бараниной, картофельной запеканкой с мясом, свежим хлебом, взбитым картофельным пюре и молодыми бобами. Все принялись уплетать угощение и болтать о садах и о грозе, об Обществе женщин англиканского вероисповедания и о состоянии дорог.
– Я пригласила и Хейзел, но она сказала, что они не смогут прийти, – сообщила Клара.
– Она почти всегда отказывается, – сказала Мирна.
– Правда? – удивился Оливье. – Я что-то этого не замечал.
– И я тоже, – сказала Клара, отправляя в рот ложку пюре. – Правда, теперь я вспоминаю, что, когда мы хотели устроить обед после смерти Мадлен, Хейзел и слышать об этом не хотела.
– У некоторых людей такой характер, – пожала плечами Мирна. – Они всегда с радостью помогают другим, но сами принимают помощь с трудом. Вообще-то, это плохо. Она, наверное, ужасно переживает. Даже представить не могу, как ей больно.
– И под каким предлогом она отказалась прийти сегодня? – спросил Оливье.
– Сказала, что Софи растянула связки, – ответила Клара, нахмурившись.
За столом раздался хохот, и Клара объяснила Гамашу:
– Софи всегда больна или травмирована. По крайней мере, сколько я ее знаю, всегда так было.
– А вы что об этом думаете? – спросил Гамаш у Мирны.
– О Софи? Она любит быть в центре внимания. Завидует матери и Мадлен… – Она замолчала, поняв двусмысленность своих слов.
– Не беспокойтесь, – сказал Гамаш. – Мы это уже и сами поняли. А еще Софи не так давно похудела.
– Тонны веса сбросила, – подтвердил Габри. – Но она тут как на качелях. То наберет вес, то сбросит, а потом опять наберет.
– Может, это наследственное? – спросил Гамаш. – У Хейзел тоже проблемы с весом?
Они все опять переглянулись, кроме Рут, которая тем временем украла ломоть хлеба с тарелки Оливье.
– Сколько я ее помню, Хейзел всегда такой оставалась, – сказала Клара.
Гамаш кивнул и пригубил вино.
– Превосходный обед, Питер. Спасибо.
Он поднял стакан, и Питер кивнул в ответ, принимая благодарность.
– Вообще-то, я был уверен, что у нас сегодня будет куропатка, – сказал Оливье Питеру. – Разве не куропатка твое фирменное блюдо в этом году?
– Но вы же не гости, – ответил Питер. – Мы готовим куропатку только для настоящих гостей.
– Я думаю, ты хотел угодить Рут, – предположил Оливье.
– На самом деле мы собирались приготовить корнуэльских кур, но подумали, что ты теперь не станешь их есть из-за своих деток, – сказал Питер, обращаясь к Рут.
– Это ты о чем?
Похоже, Рут действительно была сбита с толку, и Гамаш подумал, уж не забыла ли она, что ее утята все же не человеческие детеныши, не ее настоящие детки.
– Так ты не возражаешь, если мы будем есть птицу? – спросил Питер. – И даже утку? Мы собирались приготовить барбекю – confit du canard
[70]
.
– Роза и Лилия не цыплята. И не утки, – возразила Рут.
– Не утки? – спросила Клара. – Кто же они?
– Наверное, летающие обезьяны, – сказал Габри, повернувшись к Оливье, и тот хмыкнул.
– Они канадские гуси.
– Ты уверена? Они такие маленькие, в особенности Лилия, – сказал Питер.
Все прикусили язык, и сиди Клара поближе к мужу, она непременно лягнула бы его. Вместо этого она пнула Бовуара. «Еще один пример скрытой англосаксонской ярости, – подумал он. – Не могу им доверять. И пинком на пинок не ответишь».
– Ну и что? Она всегда была маленькой, – сказала Рут. – Когда они вылупились, она и из скорлупы сама не могла выбраться. Роза уже гуляла и покрякивала, а Лилия билась в скорлупе, но не могла ее сломать.
– И что вы сделали? – спросила Жанна.
Как и все остальные, она была освещена лишь пламенем свечей, но если другие при этом становились привлекательнее, то ее лицо приобретало демоническое выражение, глаза казались ввалившимися и темными, тени ложились гуще.
– А что, по-вашему, я могла сделать? Разбила скорлупу. Раскрыла яйцо так, чтобы она могла выбраться.
– Ты спасла ей жизнь, – заявил Питер.
– Возможно, – сказала Жанна, откинувшись на спинку стула и почти исчезая в тени.
– Что значит «возможно»? – спросила Рут.
– Павлиноглазка.
Это слово произнесла не Жанна – Габри.
– Скажи мне, что ты не говорил «павлиноглазка», – потребовала Клара.
– А вот и говорил. И на то были основания. – Габри помолчал, убеждаясь, что все слушают его. Он мог не сомневаться: слушали. – Чтобы павлиноглазка развилась из яйца во взрослую особь, требуется несколько лет. На своей последней стадии гусеница наворачивает на себя кокон и превращается внутри его в однородную массу, которая потом вновь преобразуется. Она становится чем-то совершенно иным. Громадной павлиноглазкой. Но не все так просто. Прежде чем начать жить, ей нужно выбраться из кокона. Удается это не всем.
– Удалось бы, будь я рядом, – сказала Рут, глотнув виски.
Габри не ответил, что было для него совсем нехарактерно.
– Что? Что такое? – забеспокоилась Рут.
– Им необходимо самим выбраться из кокона. Так они усиливают крылышки и мышцы. Борьба за жизнь – вот что их спасает. Без этого они обречены. Если ты помогаешь павлиноглазке, тем самым ты ее убиваешь.
Стакан Рут замер у ее губ. Такое случилось впервые за все то время, что ее знали. Потом она поставила стакан на стол с такой силой, что струйка виски взметнулась в воздух.
– Вранье! Что ты можешь знать о природе?
Наступило молчание.
По прошествии долгой минуты Арман Гамаш обратился к Мирне:
– Прекрасная цветочная композиция. Кажется, вы сказали, что в ней есть что-то для меня.
– Есть, – с облегчением откликнулась она. – Но вам придется это поискать.
Гамаш поднялся и осторожно развел ветки. И в этом лесу увидел книгу. Вытащил ее и сел.
– «Словарь магических мест», – прочел он название.
– Последнее издание.
– Неужели обнаружились какие-то новые магические места, не известные прежде? – спросил Оливье.
– Похоже. Я видела, какую книгу вы вчера читали в бистро, и подумала, что вам и эта будет интересна, – сказала Мирна Гамашу.
– А что вы читали? – спросила Клара.
Гамаш вышел в прихожую и, вернувшись с книгами, которые принес с собой, положил их на стол. Сверху оказалась книга с изображением маленькой руки в красной окантовке на черном кожаном переплете. Никто не потянулся к этой книге, не взял ее.
