— Ах, проблема, значит, только в этом? Ну, удачи, капитан Прозрачность!
Хардвик отключился.
Гурни убрал телефон и задумался. В тишине было слышен стук спиц. Он повернулся к жене.
Мадлен улыбнулась, не поднимая взгляда от вязания.
— Что-то пошло не так?
Он мрачно усмехнулся.
— Все не так с самого начала. Теперь расследование нужно полностью переформатировать, а у меня нет ни авторитета, ни других ресурсов.
— Я думаю, что есть способ.
Гурни задумался.
— Ты про Клайна?
— Ты же еще на деле Меллери говорил, что прокурор — человек тщеславный?
— Не удивлюсь, если он спит и видит себя президентом страны. Ну или на худой конец губернатором.
— Ну, вот видишь.
— Н-нет, не вижу.
Она на секунду сосредоточилась на новой петле, потом подняла взгляд на Гурни, явно недоумевая, как он не замечает очевидного.
— Если повернуть следствие на твой лад, это может в перспективе как-то почесать его тщеславие?
Точно! Клайн обожал внимание прессы, когда речь шла о каком-нибудь громком расследовании. Это был самый легкий способ задеть его за живое — пообещать внимание журналистов.
Гурни снова достал телефон и набрал номер окружного прокурора. Автоответчик заявил, что звонки принимаются в будни с восьми утра до шести вечера, а также можно оставить свои контакты для связи и ожидать звонка в рабочие часы или же перезвонить на круглосуточную горячую линии для неотложных сообщений.
Гурни записал номер горячей линии в телефон, но решил сначала структурировать свое неотложное сообщение, которым предстояло зацепить оператора, чтобы добиться переключения на Клайна. В конце концов, если собираешься бросить через стену гранату, нужно сперва убедиться, что она точно рванет.
Спицы затихли.
— Слышишь? — произнесла Мадлен, чуть повернув голову к ближайшему окну.
— Что?
— Прислушайся.
— Но что я должен услышать?
— Тс-с-с-с!
Он собирался сказать, что ничего не слышит, когда уловил далекое тявканье койотов.
И — снова тишина. Гурни представил, как существа, похожие на поджарых волков, мчат рассеянной стаей вдаль, и дует ветер, такой же холодный, как их сердца, и луна заливает их путь по долине у северных гор.
Телефон вновь зазвонил. Гурни опустил взгляд на экран. «Галерея Рейнольдс». Он быстро посмотрел на Мадлен, но лицо ее не выражало ни интереса, ни проницательности насчет звонка.
— Дэйв. Слушаю.
— Ты лишаешь меня сна. Нужно поговорить.
После неловкой паузы Гурни произнес:
— Ты первая.
Ее мелодичный смех напомнил ему кошачье мурлыкание.
— Я имею в виду, что собираюсь спать, а ты до сих пор не перезвонил. Давай все-таки обсудим завтрашнюю встречу.
— Разумно.
Снова бархатное мурлыканье.
— Смотри, что я подумала. У меня нет для тебя советов, что говорить Йикинстилу, потому что я понятия не имею, что он собирается спрашивать. Так что просто будь собой. Умник-детектив, видавший виды бука-молчун, скромняга-воин на стороне светлых сил, который всегда побеждает.
— Не всегда.
— Это потому что ты еще и просто человек. Это вообще-то важно — что ты человек, а не герой-фальшивка. В общем, будь собой, и больше ничего не надо. Ты будь здоров умеешь произвести впечатление, хотя сам в это и не веришь, Дэйв.
Помолчав, он спросил:
— Это все?
Соня опять рассмеялась, на этот раз умиленно.
— Про тебя — все. А про меня — нет. Ты вообще читал контракт, который подписал перед выставкой в том году?
— Тогда читал, видимо. С тех пор — нет.
— Там говорится, что Галерея Рейнольдс за выставленные работы получает комиссию в размере сорока процентов, за размещение в каталогах — тридцать процентов и двадцать один процент за все будущие работы художника, выполненные по заказу клиентов, пришедших через галерею. Помнишь такое?
— Смутно.
— Смутно, значит. Ну, теперь скажи: тебе это нормально или тебя это смущает?
— Нормально.
— Отлично. Потому что я вся в предвкушении, как здорово мы с тобой поработаем. Я бы даже сказала — в предчувствии.
Мадлен с непроницаемым лицом вязала шарф. Петля за петлей. Тик-тик-тик.
Глава 41
День Икс
Утро выдалось замечательным и ярким, словно солнце специально позировало для идеальной осенней фотографии в календарь. Небо ослепительно синело, ни единого облачка. Мадлен уехала кататься на велосипеде вдоль реки по маршруту, который простирался на тридцать километров на восток и запад от Уолнат-Кроссинг.
— Какой волшебный день, — вздохнула она, уходя, и умудрившись вложить в этот комментарий подспудное неодобрение, что муж собирается пропустить такую красоту, торча в городе и общаясь с каким-то психом насчет продажи уродливых фотографий. Впрочем, возможно, Гурни приписывал Мадлен собственное недовольство.
Он сидел за столом и смотрел на луг. Сарай в нежном утреннем свете казался кричаще красным. Гурни сделал первую пару глотков кофе, взял телефон и набрал номер горячей линии Клайна.
На том конце раздался знакомый бесцветный голос, моментально вызывавший в памяти образ своего обладателя.
— Офис окружного прокурора, Штиммель слушает.
Гурни представился и подождал реакции, зная, что Штиммель его вспомнит: они сталкивались на деле Меллери. Штиммель не выразил желания признать знакомство, и Гурни не слишком этому удивился: это был человек, не приветливее и не приятнее в общении, чем жаба, да и внешнее сходство было недвусмысленным.
— Слушаю, — повторил он.
— Мне нужно срочно поговорить с прокурором.
— По какому вопросу?
— Жизни и смерти.
— Чьей конкретно жизни и смерти?
— Его собственной.
В бесцветном голосе прорезалась озабоченность.
— Конкретизируйте.
— Вы, наверное, слышали про дело Перри? — спросил Гурни. Молчание пришлось принять за согласие, и он продолжил: — О нем скоро зашумит желтая пресса, начнется соревнование громких заголовков. «Крупнейшее серийное убийство в истории штата». Я подумал, что Шеридана лучше предупредить.
— Что вы такое несете?
— Вы это уже спрашивали другими словами. И я вам ответил.
— Изложите факты, и я все передам прокурору.
