Старик Храмов…
Он ведь тоже упоминал про шприц. Сказал, что в холодильнике у него осталась коробка с недопитым молоком, и надо бы посмотреть, нет ли там дырочки от шприца. Неужели версия, что двадцать с лишним человек отравили из-за того, чтобы скрыть отравление одного конкретного человека, верна? И этот человек — пенсионер-общественник Лавр Михайлович Храмов, доставший многих своим несносным характером?
— Среди остро отравившихся больных есть один старикан по фамилии Храмов, так он отчего-то уверен, что покушение совершалось именно на него, — высказал я долго мучившее меня предположение. — А всех остальных отравили для блезиру, чтобы замести следы и увести следствие по ложному пути. Старик Храмов даже предположил, что его пакет с молоком, купленный позавчера в этом магазине, был с какой-то отравой, и что на пакете может быть дырочка от укола шприца.
— Как, ты говоришь, зовут этого склочного старикана? — заинтересованно спросил Володька.
— Храмов Лавр Михайлович, семьдесят три года, действительный и весьма активный член Всероссийской общественной организации «Контроль народа», — ответил я. — Живет на Тринадцатой Парковой в панельной «хрущевке». У меня есть его фото.
— Хорошо, скинешь мне его на мой телефон. — Коробов немного помолчал, а потом медленно проговорил: — А что, если это какая-нибудь акция? Против жителей Измайлово?
— У меня тоже есть такая версия, — кивнул я.
— А связь между пострадавшими какая-нибудь просматривается? Знают они друг друга? — спросил Володька.
— Да не похоже, что отравившиеся знакомы между собой, совершенно случайные люди. Единственная связь между ними, что все они, кроме одного из мной опрошенных, живут в районе Измайлово. Ну, и еще, несколько человек знают старика Храмова…
— Опять этот пенсионер-общественник? — посмотрел на меня Коробов.
— Ну, пока так, — ответил я. — Пара ниточек, как видишь, сходится на нем.
— Будем разрабатывать Храмова, — сказал Володька, — пока более существенных зацепок не найдем. А вдруг, не дай бог, это какой-то маньяк? Ходит по магазинам и подливает яд из шприца в жидкие продукты.
— Но почему тогда никто не умер? — спросил я.
— Умер, — неожиданно сказал Коробов. — Один из тех, что был в реанимации, сегодня утром скончался. Он был московским архитектором, и его звали Андрей Александрович Кулимов.
— Все равно, что это за маньяк такой, который травит большинство людей не до смерти? Ему что, яду жалко? — посмотрел я на Володьку.
— Ну, может, у него его мало, — предположил старший следователь Главного следственного управления с безграничным сарказмом, — вот он и экономит…
— Послушай, тогда, может, акция отравления была направлена не против старика Храмова, а против того, кто умер? Ну, против этого архитектора Кулимова?
— Все может быть, — как-то философски неопределенно ответил Володька. — Разберемся… Сначала надо определить, что это за яд и какое его количество находится в крови больных. А потом сравнить, какое количество отравляющего вещества было в крови умершего. Если доза у него больше, чем у остальных, возможно, он и есть цель преступника-отравителя. А если нет, то… тут нечто другое. В общем, будем разбираться, — повторил Коробов и добавил: — С ядами всегда все непросто. Человеческий организм реагирует на них по-разному. Индивидуально, так сказать. И если одна малая доза у одного человека вызовет только головокружение, рвоту и понос, то другая точно такая же доза для другого человека может оказаться смертельной… — Он замолчал и пытливо посмотрел на меня.
— Что? — спросил я.
— Ты первый начал заниматься этим делом. Еще какие-нибудь версии есть?
— Имеются, — кивнул я. — А что, если эти отравления — только тренировка, проба? То есть репетиция чего-то более масштабного? Или только видимая часть какого-то скрытого преступления?
В дверь магазина громко постучали. Мы оглянулись: сержант подошел к двери и резко открыл ее.
В помещение магазина буквально влетел человек-шарик. Все у него было круглое: голова, тело, даже руки и ноги были какими-то овальными. На лице растительность в виде бородки и усов. Он был похож на раздобревшего вождя мирового пролетариата, казался столь же импульсивным. Увидев нас с Володькой, мужчина подкатился к нам колобком и бессвязно произнес:
— Мне позвонили… Ужас… Невиданно просто… Владимир Ильич меня зовут… — Я невольно улыбнулся. — Происки это… Ох, беда-а-а… Даже не знаю, что и сказать…
«Видно, так должен был выглядеть Владимир Ульянов-Ленин, если бы занялся не революционной борьбой, а коммерцией», — невольно подумалось мне.
— Вы директор? — вежливо поинтересовался Коробов.
— Да, я директор, — ответил человек-шарик.
— Владимир Ильич?
— Да.
— Так вот вы какой, Владимир Ильич! Весьма лестно, — не удержавшись, произнес я и тотчас напоролся на острый взгляд Коробова. «Еще что-либо подобное, — говорил этот взгляд, — и ты вылетишь отсюда, как пробка».
— Как вы объясните тот факт, что вашими молочными продуктами отравилось свыше двадцати человек, а один человек, находясь в реанимации, уже умер, не приходя в сознание? — сведя брови к переносице, продолжил Володька.
— Н-не знаю, право, не знаю, — развел руками директор. — Наш магазин весьма популярен среди населения и славится по всему Измайлову своими низкими ценами и свежестью продуктов. А потом, у нас отлажена система бонусов и скидок, что также привлекает покупателей. Наша ценовая политика направлена на то, чтобы любой из них, несмотря на его социальное положение, мог бы…
— Опустим пока вашу ценовую и рекламную политику, — перебил его Володька. — Как вы получаете молочные товары?
— По договору, непосредственно от производителя, — быстро ответил Владимир Ильич. — Никаких посредников: прямо с завода и тотчас на прилавок. Поэтому наша ценовая политика и позволяет…
— Хорошо, товары к вам завезли. Что дальше? — снова перебил человека-шарика Коробов.
— А дальше сотрудники магазина выкладывают его на прилавки, — сморгнул Владимир Ильич. — Мы знаем, сколько у нас раскупается, например, пакетного молока за день, поэтому столько молока и берем. И на завтрашний день этого скоропортящегося молока у нас практически не остается ни одного пакета! Молоко в картонных коробках, которое может храниться дольше, мы берем из расчета на три дня. А если до конца срока остается один или два дня, мы делаем значительную скидку, вплоть до семидесяти процентов! Так же мы поступаем с ряженкой и кефиром…
— Для клиентов это весьма выгодно, — заметил Коробов. — Тогда как вы объясните наличие у вас молочных продуктов, содержащих ядовитые токсины?
— Что вы сказали? Токсины?! — быстро сморгнул Владимир Ильич. Почему-то охотно верилось, что такой человек может устроить революцию.
— Которыми отравились ваши покупатели, — посмотрел на директора Коробов. — Причем одни продукты содержат токсины, а вот другие нет. А из этого следует, что часть продуктов была испорчена намеренно.
