Журналисты наперебой цитировали слова копов, прибывших на место происшествия. Мол, такого они не видели никогда. Поговаривали, что одного судмедэксперта даже стошнило от жуткой картины. Скорее всего, это неправда.
Город на ушах, копы тоже. И ни одной зацепки. Двадцать смертей с одинаковым почерком, а криминалисты лишь руками разводят.
Естественно, в общении с пресвитером Маккормаком мы не можем обойти эти громкие убийства. Он считает, что кто-то нанял профессионального киллера и затеял кардинальный передел сфер влияния. Не исключено, что к этому приложили свои грязнее руки копы или даже федеральные агенты.
Но самое интересное не в этом. Пресвитер сообщает мне весьма любопытную информацию. После смерти главарей двух группировок на их место, естественно, заявляют претензии бывшие подчиненные. По меткому выражению Сила, они грызутся словно бешеные псы за право подняться на самый верх.
– Знаешь Тони, я общаюсь с ними и каждый раз при разговоре заглядываю в глаза. Как думаешь, что я там вижу? Ужас и неуверенность. Эти бравые ребятки с длинным шлейфом убийств за спиной деморализованы и не имеют ни малейшего понятия о том, что делать дальше. Их напарники гибнут один за другим. Фактически все они потенциальные жертвы. Судьба играет с ними злую шутку. Теперь эти ребята на своей собственной шкуре почувствовали, что значит жить в страхе.
Мне нравится то, что говорит Сил. Мрази дрожат, поджав хвост. Теперь над ними занесен карающий меч. Не важно, что пишут газеты и как журналюги это называют – справедливым наказанием или Божьим проклятием. Главное в том, что город потихоньку очищается от грязи.
9
Я не верю в сны и предзнаменования. Вдобавок, как говорят плохие писатели, ничто не предвещало. Утро этой пятницы выдалось на удивление ясным, что редко бывает в моем городе в последнее время.
Пуленепробиваемое стекло, из которого состоят потолок и стена моего временного пристанища, не было светочувствительным. Но я не щурюсь и даже не пытаюсь задернуть шторы. Слишком долго все мы ходили в полумраке, чтобы сейчас отворачиваться от солнца.
Церковь стоит на холме, так что из моего окна открывается чудесный вид. Издалека город грехов выглядит вполне обычно, даже красиво, особенно если не знать о мерзостях, которые здесь творятся. Я же пытаюсь просто ненадолго о них забыть, после обязательной зарядки и чашки кофе решаю заглянуть на утреннюю сигару к Силу.
Как оказалось, у него были гости.
– Ба, какая встреча! Тернер! Тони Денди! Я думал, тебя давно сгноили в тюряге, а ты вон как держишься, даже не скрипишь при ходьбе. Не ожидал снова увидеть, особенно в церкви. Твой инспектор по освобождению знает, что ты здесь?
Люк Лучано за прошедшие годы заметно изменился, отрастил брюхо, лысину и непомерное самомнение. Я знал его двадцатипятилетним продажным копом на подкормке у моего синдиката. С тех пор много воды утекло, похоже, не самой чистой.
– Люк Лучано! Рад видеть тебя во всей полноте твоих полномочий, тяжести, полновесности. В общем, ты понял. Я тут занимаюсь общественно-полезной работой. Помогаю своему другу пресвитеру спасать заблудшие и погрязшие в пороках души. Заодно и свои старые грехи искупаю. Ты же знаешь, я отошел от дел. – Потом я добавляю еще более невинным голосом: – А твоя мама все так же подвозит тебя на работу?
Вместо ответа Люк вскидывает ноги на стол, выпускает в потолок струю ароматного дыма и нагло ухмыляется. Черт побери, это мои сигары, мое любимое кожаное кресло в кабинете моего друга. Это прекрасное утро принадлежит мне! Бессознательная злоба клокочет во мне, но я не даю ей выхода. Пресвитер с милой улыбкой переводит взгляд с меня на шерифа и заверяет его, что с инспектором он все уладил.
– Тебе не к чему цепляться, Малыш Люк, – заявляю я. – Можно мне по старой дружбе звать тебя так? – Я не могу сдержаться от очередной колкости.
Ведь Малышом его прозвали во время работы на синдикат.
– Друзья зовут меня Шериф.
– Вот и ладушки. Вы тут поворкуйте. Мне еще несколько дел с паствой уладить надо. – С этими словами пресвитер оставляет нас одних.
Мы смотрим друг на друга, как два тигра-самца, сидящие в одной клетке. Еще немного, и воздух между нами начнет искрить. Ничего хорошего это не обещает, даже наоборот – начинает попахивать жареным.
Внезапно Люк снимает ноги со стола, улыбается и предлагает пройти ко мне. Он, мол, интересуется, как я обустроился на новом месте. Я мог бы, конечно, встать на дыбы и спросить ордер, но это лишь отсрочило бы обыск и еще больше обозлило бы Малыша. А прятать и скрывать мне нечего.
Мы проходим по освещенному солнцем коридору в мою маленькую комнату. Тут все просто до аскетизма. Узкая железная кровать. Над изголовьем – темное деревянное распятие. У противоположной стены – стол и кресло, небольшой гардероб. Еще одну стену полностью занимает окно. Вот и вся обстановка.
Люк сует свой нос во все уголки, заглядывает под кровать, роется в шкафу. При виде моих шестнадцати костюмов он издает легкий свист. А что поделать? Человек должен выглядеть респектабельно и солидно, чтобы его уважали. Не бегать же всю жизнь в одних засаленных штанах, над которыми нависает живот, и в рубашке с пятнами от кетчупа, как это делает Малыш Люк.
– Так, а это что у нас? – Шериф вытягивает из ящика моего стола коробку с бритвенными принадлежностями.
Глаза его загораются алчным блеском, когда он извлекает на свет божий опасную бритву фирмы «Тори Рейзер». На длинном, идеально отточенном лезвии яростно вспыхивает солнце. Бритва кажется настолько острой, что способна перерезать даже его лучи.
Я недоуменно смотрю на Люка. У каждого уважающего себя мужчины есть бритва. У меня – одна из лучших. Но шериф уже нафантазировал все без моего участия. Не успеваю я опомниться, как Люк защелкивает один браслет у меня на правом запястье, а другой – у себя на руке.
– Ты можешь хранить молчание, Тони Тернер, так как любое твое высказывание будет использовано против тебя!
– А в чем ты меня обвиняешь, Малыш Люк?
– В том, что ты убил два десятка законопослушных граждан нашего города вот этим орудием. Ты и есть тот самый Псих с бритвой. И не называй меня Малышом, черт тебя дери!
– Люк, Малыш, выбирай выражения! Ты же находишься в доме Божьем. Посмотри внимательно. Это чистая бритва, я пользуюсь ею. Если бы маньяк давил прохожих комбайном, то ты арестовал бы всех фермеров штата?
– Нет. Только тебя, Денди. Пошел! – Люк выталкивает меня из комнаты.
Мы проходим по коридору, спускаемся в молельный зал.
– Чистая бритва, говоришь? Сейчас мы это исправим. Где двадцать трупов – там и двадцать один.
Тут я понимаю, что задумал этот гнилой коп. Достаточно спуститься в холодильник, полоснуть моей любимой бритвой по шее какому-нибудь замороженному ублюдку – и дело в шляпе. Есть убийца, бывший крестный отец, отсидевший десять лет. Имеется орудие преступления со следами крови и тканей. Все как на ладони.