Прокурору Фристаду было явно не по себе. Он то и дело бормотал:
— Ах ты господи, ну и положеньице! Да, Фрёлик, мне совсем не нравится то, чем мы занимаемся!
Он затих, когда в соседний кабинет вошел Гунарстранна. Ройнстад дернулся, словно хотел встать. Совсем как школьник, когда в класс входит учитель. Бергум приказала ему сидеть и сурово покосилась на зеркало.
— Она нас видит! — сказал Фристад, испуганно поправляя очки. — Бибби не дура!
— Кто там у вас сидит? — спросила Бергум, кивком указывая на зеркало.
Гунарстранна промолчал. Фрёлик и Фристад перемигнулись.
— Прикрути звук, — шепнул Фристад.
Фрёлик прикрутил звук, да так, что следующее замечание адвоката они едва расслышали:
— Так не пойдет, Гунарстранна. Все допросы должны проходить в обстановке полной открытости!
Фрёлик чуть-чуть прибавил громкость.
— А это не допрос, — лаконично ответил Гунарстранна. — Вы сами попросили о встрече.
— Я хочу знать, кто сидит за зеркалом!
— Тогда будем считать наши переговоры законченными. Ройнстад может возвращаться в камеру и мечтать дальше. Либо ему есть что мне сказать, либо нет.
Биргитте Бергум смерила Гунарстранну суровым взглядом. Потом повернулась к своему клиенту и спросила:
— Ну а ты что скажешь? Секундочку, пожалуйста! — бросила она, обернувшись к Гунарстранне, и о чем-то зашепталась с Ройнстадом.
Фрёлик и Фристад снова переглянулись.
— Они сейчас откажутся! — еле слышно прошептал Фристад. — Бибби ничем не прошибешь, она крепкая, как старая калоша.
Гунарстранна за стеной зевнул и посмотрел на часы.
— Что вы решили?
— В сейфе была картина, — буркнул Ройнстад. Видимо, он решил сразу перейти к делу.
— В каком сейфе? — с деланым равнодушием уточнил Гунарстранна.
— В банковском, депозитарном.
— Не было там никакой картины. После того как ты забрал деньги, там ничего не осталось.
— Правильно. А должна была быть еще и картина.
Фрёлик и Фристад переглянулись. Фристад поправил очки; он все больше волновался.
— Что за картина? — спросил Гунарстранна.
— Старинная. Стоит кучу денег.
— Ладно, — устало произнес Гунарстранна. — Давай начнем с начала. Банковская ячейка, о которой мы сейчас говорим, довольно маленькая. Что за картина способна туда поместиться и как она туда попала?
Ройнстад нагнулся к адвокату и снова что-то зашептал. Биргитте Бергум ответила за него:
— Происхождение картины к нашему делу не относится. Тут важно другое. Произведение живописи, которое таинственным образом исчезло, поместили на хранение вместе с деньгами.
— Не забывайте, здесь я решаю, что относится к делу, а что нет. Насколько я понимаю, ваш подзащитный надеется, что сведения, которыми он желает поделиться, послужат смягчающим обстоятельством, так?
— Мой клиент не хочет рассказывать о том, как картина попала в банковскую ячейку.
Фрёлик подмигнул Фристаду и прошептал:
— Картинка наверняка перекочевала туда из сейфа Нарвесена. Йим Ройнстад принимал участие в краже и теперь боится, что придется отвечать еще и за старое.
Гунарстранна подошел к зеркалу и принялся причесываться. Одними губами он произнес:
— А ну, заткнитесь! — И, не поворачиваясь к адвокату и Ройнстаду, спросил вслух: — О какой, собственно, картине идет речь?
Ему снова ответила Бергум:
— Об украденном произведении искусства, «Мадонне с младенцем» кисти Джованни Беллини. Картина небольшая, но стоит несколько миллионов. Мой клиент утверждает, что картина хранилась в банковской ячейке. Должно быть, кто-то извлек ее оттуда.
Гунарстранна повернулся к ним лицом.
— Тогда, если не возражаете, давайте все же начнем с начала. По вашим словам, некто, не ваш клиент, а кто-то другой, спустился в депозитарий, открыл банковскую ячейку и извлек оттуда старинную картину, а деньги, полмиллиона крон, оставил?
— Да.
— Кто он?
— Мы не знаем.
— Но ведь вскрыть ячейку без ключа невозможно. А ключ у вашего клиента.
— Ключей было два.
— Как один из них оказался у вашего подзащитного?
Фристад и Фрёлик многозначительно переглянулись. Биргитте Бергум и Ройнстад стали перешептываться. Наконец Бергум ответила:
— Вопрос о ключе также не имеет отношения к делу.
— Вы ошибаетесь. Ваш подзащитный подозревается в том, что получил ключ в результате противоправных действий.
— Оставляю ваше заявление без комментария, — парировала Биргитте Бергум. — И позвольте вам напомнить, мой клиент обладает правом совершенно законного доступа к данной банковской ячейке.
Гунарстранна напрямую обратился к Ройнстаду:
— Ключей от ячейки два. А право открыть ячейку имеют четверо: ты, Юнни Фаремо, Ильяз Зупак и Видар Балло. Юнни Фаремо умер. Зупак сидит в тюрьме Уллерсмо. Ты же пытаешься убедить меня в том, что картину похитил некто неизвестный. Остается предположить, что в депозитарии побывал Видар Балло. Он и унес картину. Почему он в таком случае оставил деньги, полмиллиона?
— Ваши вопросы не имеют отношения к делу! — перебила его Бергум.
— Не имеют? — Гунарстранна заулыбался. — По-вашему, когда известный рецидивист на законных основаниях проникает в банковский депозитарий, выносит оттуда старинную картину, но оставляет без внимания полмиллиона крон, это не имеет отношения к делу?
— Естественно.
— Почему «естественно»?
— Лицо, о котором идет речь, мог вернуться и забрать деньги позже, верно? Гунарстранна, самое главное, что в депозитной ячейке хранилось произведение искусства, а сейчас оно пропало.
— Ну да, а луна сделана из сыра, — парировал Гунарстранна.
Он подошел к столу. Бергум наградила его презрительной улыбкой и снова подозрительно покосилась на зеркало. Когда она заговорила, то обратилась именно к нему:
— Гунарстранна, речь идет об одной из самых известных картин на свете. Советую вам вернуться к себе в кабинет и поискать наиболее громкие нераскрытые кражи, «кражи века». Особое внимание уделите пропавшим произведениям искусства. Уверена, вы очень скоро найдете упоминание о картине Джованни Беллини, великом мастере живописи итальянского Возрождения. Картину украли из церкви Санта-Мария-дель-Орто в Венеции в тысяча девятьсот девяносто третьем году. Вы только представьте, что будет означать раскрытие подобного дела лично для вас и для всего полицейского управления Осло! А потом мы с вами обсудим, что можно считать смягчающим обстоятельством… И прокурор нам поможет! — Биргитте Бергум встала, подошла к зеркалу, хладнокровно поправила бюстгальтер и ледяным тоном осведомилась: — Вы со мной согласны, Фристад?
