— Кому? Надежде Сергеевне?
— Ей самой.
— Лариса ни о чем таком не упоминала, — растерялся Эдик. — Она не говорила, что Беся и сам был в должниках у бабушки.
— Я это помню. Но почему твоя тетка нас обманула? То ли потому, что сама была не осведомлена, то ли потому, что кто-то из них троих врет.
— Зачем Ларисе врать? Она любила бабушку, она больше других заинтересована, чтобы убийца был найден и наказан.
Но выпалив это на автопилоте, Леся невольно задумалась. Как-то не укладывался подслушанный ею на палубе разговор Ларисы с отцом Игоря в привычную схему поведения покорной и любящей дочери.
Однако Лисица об этом разговоре ничего не знал и продолжил:
— Тогда нам остается предположить, что врет либо Николо, либо сам Беся.
— А Бесе-то этому зачем врать?
— Вот уж чего не знаю, того не знаю. Пока что могу сказать лишь то, что узнал от Прохора, а тот — от самого Николо. По словам модельера, этот Алексей показал Николо несколько фотографий — диадемы, броши и один очень красивый гарнитур, состоящий из пары серег, браслета и подвески, а потом присовокупил со вздохом, что, видно, придется все их оставить в руках процентщицы. Мол, выкупить их денег у него нет. А рассчитывать на чудо он не может.
— На какое чудо?
— Видимо, имелось в виду то, что деньги откуда-то сами свалятся на голову Андрею Семеновичу.
— Но при этом ты говоришь, что его финансовое состояние вполне стабильно и даже благополучно?
— Да.
— Зачем же он жаловался Николо на свою бедность?
Пока мужчины обсуждали, Леся молчала. Но не потому, что задумалась над рассказом Лисицы или странном поведении Ларисы. Нет, Леся думала уже совсем о другом. Если этот Прохор совсем недавно разговаривал с Николо, значит, ее милый друг модельер уже не спит и в состоянии общаться. Не позвонить ли ему? Лесе казалось, что позвонить обязательно надо. Хотя бы для того, чтобы лично осведомиться о здоровье Николо. А еще, чтобы сказать модельеру, что его бумажник находится у нее, что с ним все в порядке, Леся вернет вещь в целости и сохранности при первой же возможности.
Но стоило ей об этом подумать, как раздался звонок. Спустя несколько секунд Леся услышала слабый, но узнаваемый голос Николо:
— Привет, это я. Пока я один, решил тебе позвонить.
— Николо! — обрадовалась Леся. — А я как раз думала тебе сама звонить. Как ты?
— Не очень хорошо, — признался пациент. — Врачи говорят, что я чудом остался жив.
— А что с тобой случилось?
— Долго объяснять.
— Но ты уж попробуй.
— Честно, я и сам не знаю. Мне стало как-то не по себе уже на борту корабля. Но я все равно собирался пойти на свадьбу. И вдруг пришел стюард, сказал, что мне передали шампанское. Я его выпил… и больше ничего не помню.
— Зачем же ты пил это шампанское?! — удивилась Леся.
— Как зачем? Я думал, что это ты мне прислала бутылку!
— Нет, я ничего не присылала.
— Но я так понял. Кто еще мог бы передать мне шампанское, если на всем теплоходе я был близко знаком лишь с тобой?
— А кто тебе доставил вино?
— Стюард.
Помолчав немного, Леся решила кое-что уточнить и спросила:
— А бутылка была уже открыта?
— Горлышко у нее было обмотано полотенцем, так что я не могу сказать точно. Но хлопнуло оно не так громко, как могло бы. Так что, может, оно и было открыто раньше. Стюард стоял таким образом, что я не мог хорошо видеть. Да если честно, то и не приглядывался.
Леся хотела еще кое о чем спросить Николо, но тот перебил ее.
— Лучше скажи, — произнес модельер, — как там поживает корона?
— Корона?
— Да, с ней все в порядке?
В голосе Николо звучало неприкрытое волнение.
— Она у тебя?
— В общем, да, — промямлила Леся.
Леся не решилась признаться, что короны у нее больше нет. Ведь Николо предупреждал, что дает ее подруге лишь на время. Впрочем, если корона ему не принадлежала, зачем он дал ее Лесе? Но пенять на это человеку, который только что одной ногой стоял в могиле, добрая Леся не стала и вместо этого воскликнула:
— Кстати, твой бумажник тоже у нас!
— Бумажник?
Теперь в голосе Николо уже не слышалось особенной заинтересованности. Кажется, на возможную потерю бумажника ему было глубоко наплевать. Чего нельзя было сказать по поводу короны.
— Ладно, хорошо, — произнес он слабым голосом. — Мне пока трудно много разговаривать. К тому же у меня только что был посетитель, я очень устал.
— Ну, отдыхай, конечно.
— Но я очень прошу тебя, Леся, береги ее!
— Кого?
— Корону!
Голос Николо и впрямь звучал страдальчески. Леся предприняла еще одну попытку выяснить, что с ним случилось.
— Николо, а какой именно яд был добавлен в шампанское? Врачи тебе этого еще не говорили?
— Я не знаю. Но это и не важно. Главное ты помни, о чем я тебя просил. Как только смогу, сразу же заберу у тебя эту корону.
— И бумажник.
— Ну да, — вяло согласился Николо. — И бумажник тоже.
Николо отключился. Леся убрала телефон обратно, подняла глаза и увидела, что Эдик с Лисицей смотрят на нее.
— Это модельер звонил?
— Да.
— Что же ты не спросила у него по поводу фотографии из его бумажника? — спросил у нее Эдик. — Ну той, где бабушка совсем молодая, а Лариса крошка?
— Ой! — всплеснула руками Леся. — Я и забыла совсем.
— А про монету?
— Из головы как-то все вылетело, — оправдывалась Леся. — Бедненький Николо, он так слаб. Только и смог, что повторить, чтобы я присматривала хорошенько за его короной. Когда он про нее спросил, я совсем растерялась. Что мне было ему сказать? Я про фотографию и монету и думать забыла. Только и думала, чтобы он не понял, что корона-то пропала!
— Значит, Николо интересовался короной?
— Только о ней одной и говорил, — доложила ему Леся. — С неприкрытым волнением.
— Это интересно, — задумался Лисица. — Пожалуй, даже более интересно, чем я себе представлял.
И сколько ни пытали его Эдик с Лесей, он больше ничего не пожелал прибавить к сказанному. А вскоре, сказавшись занятым, и вовсе покинул их. Впрочем, за стенами каюты уже слышались голоса других пассажиров, корабль пробуждался ото сна. И в каком бы состоянии ни находилось расследование друзей, нельзя было забывать о главной цели их путешествия.
