Я шагнул к ней.
— Вам не нужно было приходить, — произнес я.
Но она смотрела на гроб, который, накренившись, стоял на куче выброшенной из могилы земли.
— Как вы могли? — выдохнула она и безудержно разрыдалась.
Я посмотрел на ее изорванную одежду и понял, как она, должно быть, спешила, пробираясь в темноте в неверном лунном свете по каменистому берегу.
— Я должен был это сделать, — резко ответил я и повернулся к Кертису. — Открывайте, — повторил я.
— Нет, — ответил он. — Вам не следовало этого делать без ее согласия.
— Если вы не хотите, значит, это придется сделать мне, — произнес я, отнимая у него кирку.
Я вставил заостренный металлический конец в щель между крышкой и бортиком гроба и услышал испуганный возглас Джилл. Раздался треск, но крышка приподнялась, не расколовшись. Кто-то не стал утруждаться, ограничившись всего несколькими гвоздями. Я оторвал ее от гроба и отшвырнул в сторону. Кертис увлек Джилл в сторону. Она рыдала, спрятав лицо у него на груди. Я осторожно раскрыл покрывающий тело саван.
Я содрогнулся. Тело представляло собой искореженную массу запекшейся крови и плоти. Голова была проломлена, шея сломана, а левая рука от плеча и до кончиков пальцев превратилась в кровавое месиво. Я в растерянности выпрямился. Я не понимал, как определить, стала смерть Фарнелла случайностью или он умер от рук убийцы. Тело было так искалечено и изломано, что я не мог даже просто опознать в нем Фарнелла. Оно совершенно не разложилось. О его сохранности позаботилась замерзшая почва. Но ни единого признака, позволявшего опознать покойника, я не видел. Лицо напоминало бесформенную массу, а рука…. Я наклонился пониже. Почему с этой рукой обошлись так жестоко? Разумеется, это могло произойти естественным образом. Он упал с огромной высоты. Сверху на него могли скатиться валуны. Но я работал в шахтах и видел много несчастных случаев, жертвы которых были раздавлены обломками породы. Однако такого изуродованного тела я не видел никогда. Походило на то, что кто-то намеренно его избивал, стремясь сделать неузнаваемым. Это левая рука. Я приподнял изрезанную и изломанную конечность. Изорванная плоть и запекшаяся кровь замерзли, превратившись в лед. При свете фонаря я увидел, что кости и суставы пальцев расплющены и осколки торчат наружу подобно острым зубам. Я присмотрелся к мизинцу. Двух верхних суставов недоставало, как и на руке Фарнелла. Но из оставшегося сустава торчало длинное сухожилие.
Внезапно меня захлестнуло волнение. Что, если у Фарнелла были и другие особые приметы? Мне в голову не приходило ничего, но наверняка на его теле имелись и другие признаки, по которым его можно было бы узнать.
— Джилл, — окликнул я девушку, резко развернувшись в ее сторону. — Возможно, у Джорджа Фарнелла имелись и другие отличительные черты, по которым мы могли бы его узнать, не считая лица и мизинца на левой руке?
Что-то в моем голосе заставило ее встрепенуться. Она перестала плакать и обернулась ко мне.
— Зачем вам это нужно? — спросила она.
— Я хочу знать, на самом ли деле вот это тело Джорджа Фарнелла.
Я произнес это очень медленно, и едва я договорил, как она выпрямилась и направилась к гробу.
Я поспешно прикрыл тело саваном.
— Нет, — мягко остановил я ее. — Это не слишком привлекательное зрелище. Просто скажите мне, вот и все. Любой признак, по которому я смог бы его опознать.
— Да, — кивнула она. Теперь ее голос звучал отчетливо и звонко. — У него остались отметины на подошвах. Однажды здесь, в Норвегии, он угодил в руки к нацистам. Нацисты отбили ему обе подошвы. Но он так и не заговорил, и его отпустили.
Я перевел взгляд на гроб. Обе стопы были невредимы. Одна лодыжка была сломана, и стопа смотрела в обратную сторону, вот и все. Я с трудом приподнял из гроба застывшую правую ногу и посветил фонарем на подошву. На ней не было никаких следов. Ничего я не увидел и на второй. Я поднял голову и посмотрел на Джилл. Ее глаза блестели от волнения.
— Вы в этом уверены? — спросил я.
— Да, да, конечно, я уверена. Это были отметины, похожие на белые шрамы. Вы их обнаружили?
— Нет, — ответил я.
— И под правой подмышкой у него остался шрам от пули.
Я поднял правую руку трупа. Никаких следов от пули там, разумеется, не было.
Я выпрямился и подошел к ней.
— Джилл, — обратился я к девушке, — вы абсолютно уверены насчет этих особых примет?
— Да, — ответила она и схватила меня за руку. — Так значит, это не Джордж? Правда? Если этих примет нет, это не может быть Джордж.
— Да, — кивнул я. — Это не Джордж Фарнелл. Это тело какого-то другого человека.
— Но… но как оно сюда попало? — заикаясь, поинтересовался Кертис.
Я посмотрел на него. Совсем недавно жизнь представлялась ему совершенно незамысловатым занятием.
— Этого человека убили, — произнес я.
— Но на теле нашли документы Фарнелла.
— Вот именно, — подтвердил я и посмотрел на Джилл. Наши глаза встретились, и я увидел, что она все поняла. Я обернулся к Кертису. — Тело изуродовали таким образом, чтобы в случае обнаружения необходимых документов его опознали как Фарнелла.
— Но почему? — продолжал недоумевать он.
— Да какая разница почему? — оборвала его Джилл. — Он жив. И это главное. Все остальное не имеет значения.
Я посмотрел на нее, и меня охватила невыразимая жалость. Все остальное не имело для нее значения. Возможно, пока это действительно было так. Но позже…
— Как вы думаете, где он может скрываться? — спросила она.
— Это мы должны выяснить у Санде, — ответил я.
— Санде? — На мгновение на ее лице отразилась растерянность, но тут же ее глаза изумленно распахнулись. — Вы хотите сказать, что человек, выпрыгнувший за борт китобоя…
— Да, — кивнул я. — Это был Фарнелл. А это Шрейдер, — добавил я, показав на тело в гробу.
— Значит, Фарнелл…
Кертис осекся.
— Похоже на то, — согласился с ним я. — А теперь давайте вернем тело на место и пойдем побеседуем с Санде.
Глава 7
Хижина в горах
Джилл, похоже, была абсолютно потрясена тем фактом, что в гробу лежало тело Шрейдера, а Фарнелл оказался жив. Все то время, пока мы опускали гроб в могилу и засыпали яму землей, она стояла совершенно неподвижно и с ее лица не сходило ошеломленное выражение. Мерзлые комья земли с глухим стуком барабанили по тонкой сосновой крышке. Мы заново обложили холмик кусками дерна, вернули на место маленький деревянный крест с именем Бернта Ольсена и спустились к лодке. За все время, пока мы гребли обратно на яхту, никто не проронил ни слова. Время от времени я бросал взгляд на Джилл, которая сидела на банке напротив меня. Ее напряженные черты по-прежнему были лишены всяческого выражения. Мне очень хотелось знать, о чем она думает. В том, что наше открытие ее потрясло, не было ничего удивительного. Но было в ее глазах и сосредоточенном лице что-то странное. Она должна была волноваться и ликовать. Но она не испытывала подобных чувств. Изумление, не сходившее с ее лица, задевало какие-то струнки в глубине моей души. Мне больно было видеть ее такой.
