Даспри оказался преданным другом. Каждый день он посвящал мне три-четыре часа. Правда, проводил он их в большом зале. Он по-прежнему рыскал по всем углам, простукивал стены.
– Письма здесь, в этой комнате, – время от времени сообщал он мне. – Они здесь, готов дать руку на отсечение!
– Оставьте меня в покое, – с раздражением отвечал я.
На утро третьего дня я встал. Я был еще очень слаб, но чувствовал себя здоровым. Плотный завтрак придал мне свежих сил. Но небольшое послание, полученное около пяти часов, позволило мне окончательно выздороветь, поскольку мое любопытство опять, несмотря ни на что, разыгралось.
В письме, пришедшем по пневматической почте, сообщалось:
«Милостивый государь!
Драма, первый акт которой был разыгран в ночь с 22 на 23 июня, близится к развязке. Сложившиеся обстоятельства даже вынуждают меня предстать перед лицом обоих действующих лиц этой драмы. Крайне необходимо, чтобы эта встреча состоялась у вас. Я был бы вам бесконечно благодарен, если бы вы предоставили свой дом в мое распоряжение сегодня вечером. Было бы также желательно, чтобы ваш слуга отсутствовал с десяти до одиннадцати часов. Вас же я прошу оказать мне чрезвычайную любезность, предоставив противникам свободу действий. Как вы смогли убедиться в ночь с 22 на 23 июня, я весьма щепетильно отношусь ко всему, что принадлежит вам. Со своей стороны я счел бы оскорбительным для вас малейшее подозрение в том, что вы можете обмануть доверие нижеподписавшегося лица.
Преданный вам Сальватор»
Послание было написано с такой куртуазной иронией, а изложенная просьба казалась мне настолько забавной, что я пришел в восторг. Какая очаровательная бесцеремонность! Как твердо был уверен корреспондент в моем согласии! Ни за что на свете я не хотел бы разочаровать его или заплатить за его доверие неблагодарностью.
В восемь часов мой слуга, которому я подарил билет в театр, ушел. Мгновением позже появился Даспри. Я показал ему письмо.
– И что? – спросил он.
– Как что? Я оставлю калитку сада открытой, чтобы он смог войти.
– А сами уйдете?
– Ни за что!
– Но вас же просят…
– Меня просят не мешать. И я не буду мешать. Но я непременно хочу увидеть, что произойдет.
Даспри рассмеялся.
– Честное слово, вы правы. Я тоже останусь. У меня такое ощущение, что скучать нам не придется.
И тут зазвенел колокольчик.
– Они уже здесь? – прошептал он. – На двадцать минут раньше! Немыслимо!
Пройдя в вестибюль, я потянул за шнур, открывавший калитку. По саду шла женская фигура. Это была госпожа Андермат.
Казалось, она была чем-то глубоко взволнована и, задыхаясь, пробормотала:
– Мой муж… он идет… у него назначена встреча… ему должны отдать письма…
– Но как вы об этом узнали? – спросил я.
– Случайно. Из записки, которую мой муж получил во время ужина.
– По пневматической почте?
– Нет, это была телефонограмма. Слуга по ошибке отдал ее мне. Муж выхватил ее из моих рук, но слишком поздно… Я успела ее прочитать.
– Вы прочитали…
– Там было написано примерно так: «Сегодня вечером в девять часов будьте на бульваре Майо вместе со всеми документами, имеющими отношение к делу. В обмен получите письма». После ужина я поднялась к себе, а затем вышла из дома.
– Без ведома господина Андермата?
– Да.
Даспри посмотрел на меня.
– Что вы об этом думаете?
– То же самое, что и вы: господин Андермат является одним из вызванных противников.
– Кем? С какой целью?
– Именно это нам и предстоит узнать.
Я проводил их в большой зал.
В крайнем случае мы могли разместиться втроем под колпаком камина и спрятаться за бархатными занавесями. Мы так и сделали. Госпожа Андермат села между нами. Сквозь просветы в занавесях мы могли видеть всю комнату.
Пробило девять часов. Через несколько секунд заскрипели петли садовой калитки.
Признаюсь, я испытывал некую тревогу, разжигаемую доселе незнакомым мне трепетным волнением. Я должен был вот-вот узнать разгадку! Сбивающая с толку авантюра с удивительными перипетиями, свидетелем которых я был на протяжении нескольких недель, должна была наконец приобрести свой истинный смысл. И решающее сражение произойдет на моих глазах!
Даспри схватил госпожу Андермат за руку и прошептал:
– Главное, не двигайтесь! Что бы вы ни увидели и ни услышали, сидите тихо.
Кто-то вошел. Я тут же узнал Альфреда Варена по удивительному сходству с его братом Этьеном. Та же тяжелая походка, то же землистое лицо, заросшее бородой.
Варен вошел, тревожно озираясь, как человек, который привык бояться расставленных всюду ловушек и поэтому нутром чует их. Он окинул комнату взглядом, и у меня сложилось впечатление, что камин, загороженный бархатными занавесями, показался ему подозрительным. Он сделал три шага в нашу сторону. Но какая-то мысль, несомненно более важная, отвлекла его внимание. Он повернулся к стене и остановился около мозаичного старого короля с пышной бородой и сверкающим мечом. Взобравшись на стул, он долго рассматривал его, обводя пальцем контуры плеч и лица, простукивая отдельные части изображения.
Вдруг он резко спрыгнул со стула и отскочил от стены. Раздались шаги. На пороге появился господин Андермат.
Банкир вскрикнул от изумления:
– Вы? Вы! Так это вы меня вызвали?
– Я? Вовсе нет, – возразил Варен хриплым голосом, напоминающим голос брата. – Я пришел сюда из-за вашего письма.
– Из-за моего письма?!
– Из-за письма, подписанного вами, в котором вы мне предлагаете…
– Я не писал вам.
– Как? Вы мне не писали?!
Инстинктивно Варен насторожился, опасаясь, видимо, не банкира, а неизвестного врага, который и заманил его в эту ловушку. Он второй раз посмотрел в нашу сторону, а потом стремительно направился к двери.
Господин Андермат преградил ему дорогу.
– Что вы собираетесь делать, Варен?
– Мне не нравятся эти штучки. Я ухожу. До свидания.
– Минуточку!
– Послушайте, господин Андермат, не стоит настаивать. Нам нечего сказать друг другу.
– Мы должны многое сказать друг другу, да и случай подходящий.
– Позвольте пройти.
– Нет, нет и нет! Не позволю!
Варен отступил, напуганный решительным поведением банкира, и пробормотал:
– Хорошо, давайте поговорим. Только побыстрее, и дело с концом!
