– Я поджидал вас, сэр. – Голос, хриплый и громкий, сразу вернул Даярама к моменту ужасного потрясения в храме Вишванатха. – Завтрашний план не меняется?
– Почему? Все идет хорошо. Познакомьтесь, – небрежно проговорил продюсер, – это художник Рамамурти, а это известный режиссер Хамруд.
– Из Пакистана? – преувеличенно любезно осведомился Даярам.
Хамруд, что-то прочитавший в лице художника, посмотрел на него со скрытым подозрением.
– Вероятно, я видел ваши картины на выставках, кажется, помню.
– Не старайтесь вспомнить то, чего не было. Я скульптор, – пояснил Даярам, сам удивляясь своему желанию уязвить пакистанца.
– А-а, – протянул режиссер, показывая полнейшее равнодушие ко всем скульпторам мира.
Трейзиш поспешил устранить натянутое молчание, усадив гостей в глубокие европейские кресла.
– Мы попросим господина Рамамурти посоветовать нам экспозиции и планы, наиболее интересные с художественной и исторической точки зрения.
– Для этого мне нужно знать цель и содержание вашего фильма. А вообще Кхаджурахо снят несколько лет назад правительственной киностудией Индии. Фильм получил первую премию на международном фестивале. Кажется, в Маниле.
– Вот это деловой разговор, я не ошибся в вас! – воскликнул довольный продюсер, хлопая Даярама по колену. – Конечно, мы знаем фильм Вадхвани, и его успех как раз побудил нас выбрать Кхаджурахо. Сигарету? Лимонаду?
Рамамурти отверг первое и принял второе. Трейзиш продолжал:
– Мы производим фильмы не для Индии, а для Запада и для Пакистана тоже. Я считаю самыми выгодными романтические фильмы, с приключениями. Верный сбыт и широкий спрос. Но сейчас зритель стал умнее и требовательнее, его не проведешь дешевыми декорациями в стиле Тарзана или Кинг Конга. Нет, мы хотим дать подлинную Индию с ее храмами, джунглями, развалинами…
– А что вы имеете в виду, говоря о романтике?
– Ну, боже мой, о чем мечтает массовый зритель, усталый от угрозы войны, политики, неустойчивых заработков и неопределенного будущего? Надо перенести его в совершенно иной мир, где будут невиданные страны, подземелья с тайнами, факиры с чудесами, прекрасные девушки и отважные героические принцы. Но сейчас, в век путешествий, реактивных самолетов, телевидения и спутников, уже трудно заставить зрителя поверить в то, что это может происходить где-нибудь на нашем шарике. Значит, фильм или должен быть историческим, или уводить в космос, на далекие планеты. Меня не интересует космос, но исторические фильмы – это реальный бизнес, это возможность самой причудливой фантазии, потрясающих приключений. И этот наш фильм будет историческим боевиком. Приключения храмовой танцовщицы – девадаси, похищенной из храма, разрушенного во время мусульманского завоевания Индии, проданной в гарем и спасенной оттуда индийским принцем.
Мы не поскупимся на съемки храмов и подземелий, поедем в Эллору и Аджанту, а до этого проведем месяц у магараджи Рева. Там, где водятся огромные белые тигры. Они поймали несколько штук, и теперь магараджа разводит их в одном из своих заброшенных дворцов в Говиндархе. Как это удачно – тигры прямо во дворце. И еще факиры! Ведь вы уже встретили вашего друга…
Даярам улыбнулся – уж очень сильно отличался облик его тонкого и образованного друга от странствующего факира, хитрого фокусника. Продюсер заметил усмешку художника и весело подмигнул ему.
– Я, конечно, не дурак и понимаю, что ваш друг, как и его учитель, – образованные люди, согласившиеся играть свои роли с определенными целями. Ну что ж, это устраивает их и меня, плюс еще порядочная оплата за затруднения. Время вы, индийцы, кажется, не так цените, как мы, европейцы, и особенно американцы.
– Это не совсем верно. Просто у нас с вами разная оценка событий жизни, и многое, чему вы придаете значение, не интересует нас.
– Однако деньги – они нужны всем?
Рамамурти пожал плечами. Вступать в дискуссию с бизнесменом показалось ему бессмысленным. Он начал называть интересные точки съемки, показывая зарисовки, фото и планы храмов. Режиссер, вначале слушавший скептически, стал одобрительно постукивать пальцами по столу и кивать головой, непрерывно дымя сигаретой. Хозяин подливал ему и себе какой-то крепкий напиток. Режиссер делал торопливые отметки в съемочном плане и еще каких-то листах.
– Ай, хорошо, аччи! – воскликнул Хамруд, когда Даярам кончил. – Вы верно поступили, бара-сагиб, найдя умного муртикара. Но я пойду, с вашего разрешения. Салаам!
Даярам тоже поднялся. Трейзиш энергично запротестовал:
– Мы еще не рассчитались!
– Ничего не нужно. Для меня это не составило трудности, а время – мы, индийцы, его не ценим, – улыбнулся своей открытой улыбкой художник.
– Но тогда позвольте же угостить вас чаем! Не отказывайтесь, иначе вы просто обидите меня. Я же принял вашу помощь!
Трейзиш позвонил в колокольчик и что-то негромко сказал явившемуся слуге.
– Сейчас вы познакомитесь с нашей звездой, исполнительницей роли девадаси. Ее зовут Тиллоттама – это, конечно, только псевдоним, но он хорош… Что с вами? Вы боитесь женщин? – Даярам уже овладел собой.
– Пустое, у меня иногда случаются боли в сердце. Они быстро проходят!
– Ручаюсь, что сейчас вы получите сердечную боль, которая не скоро пройдет, – громко рассмеялся хозяин, уже немного захмелевший.
Художник, у которого все внутри затрепетало, попросил сигарету. Трейзиш протянул было портсигар, подумал, отдернул руку и поспешно встал.
– Я угощу вас самыми лучшими. – Продюсер достал из ящика стола лаковую японскую коробку, набитую сигаретами в красно-золотой бумаге. Даярам глубоко вдохнул душистый дым с каким-то более резким, чем у обычного табака, привкусом.
Быстро вошедшая в комнату Тиллоттама побледнела и замерла от неожиданности. Хозяин представил гостя, и Даярам неуклюже поклонился, не сводя с нее глаз. Трейзиш внимательно посмотрел на обоих и громко расхохотался.
– Впервые вижу мою дерзкую девочку такой растерянной! Что художник погиб с первого взгляда, то это закономерность. Но ты, Тиллоттама!
Тиллоттама оправилась от неожиданности и быстро заговорила на малаяламе, гневно глядя на художника:
– Зачем вы здесь? Не доверяйте ему ни в коем случае! Это очень опасный человек, помните, Даярам!
Художник ободряюще улыбнулся. Продюсер обхватил девушку за талию, привлекая к себе жестом собственника, и все закипело в душе Рамамурти.
– Честно говоря, если бы я не знал, что это невозможно, я подумал бы, что вы давние друзья. И что это за манера говорить на каком-то собачьем языке в моем присутствии? Что за тайны? Давайте же пить чай, который я обещал мистеру Рамамурти полтора часа назад. Садитесь, наконец!
Тиллоттама наотрез отказалась. Трейзиш равнодушно пожал плечами:
