– А Евдокия Ефимовна? Она им как мать.
– В заботе-то как мать! А кофточки у всех трех одинаковы!
Ничего не понимающий Андреев оглядел смутившуюся Евдокию, которая погрозила брату кулаком и выскочила за дверь.
В это же посещение Селезневых пришлось Андрееву быть свидетелем еще одного сватовства. На этот раз «задурило», как выразился Иннокентий, старшее поколение.
Верный товарищ Андреева, Турищев, давно присматривался к Дуне Селезневой. Андреев знал, что у товарища крупные семейные нелады, но все оставалось по-прежнему до последнего года.
Евдокия только что вернулась с Усть-Тунгира, пройдя за три дня пешком без малого двести километров. Подвиг молодой женщины окончательно сразил геолога, и тут же состоялось объяснение, закончившееся полным поражением Турищева. Теперь байронический вид принял уже старый товарищ. Но геологи не коллекторы и не ходят вместе, а обязательно разъединяются, чтобы обследовать разные участки района. Поэтому Андреев не мог видеть, насколько серьезны были сердечные страдания товарища.
Только в конце экспедиции, когда оба наслаждались ослепительным светом, теплом и прочим комфортом спального вагона в сибирском экспрессе, особенно ощутительным после суровости проведенных в походе семи-восьми месяцев, Турищев рассказал, как отвергла его Евдокия.
Просто и мудро она возразила на все убеждения: «Ты ученый и не сможешь жить на воле все время, а я другой жизни не знаю и не хочу знать. Видишь, не получится у нас: я уступлю – буду терпеть, пока тоска не одолеет, ты уступишь – то же самое будет. Ученому без города, а мне без тайги не житье».
На горячие убеждения Турищева, что одинокой, как она, жить тоскливо, молодая женщина спокойно ответила, что найдет или не найдет судьбу свою, но судьба эта здесь.
И, вспоминая все эти события, происходившие четверть века назад, Андреев смотрел на взволнованное лицо Турищева и чувствовал, что старый товарищ тоже заново переживает все прошедшее. Последний раз виделись они с Селезневыми в 1935 году. За несколько минут выяснилось, что Настя вышла замуж и уехала, а Евдокия тоже замужем, перебралась на один из Нюкжинских приисков. Иннокентий провоевал всю войну, побывал в Маньчжурии, женился еще в 1939 году, имеет сына и дочь, председательствует в большой охотничьей артели, живет у порожистой части реки Олекмы около Енюков, куда перебрался к нему с Тунгира и старший брат, Илларион, с Машей и ее мужем. Дочь Иннокентия, Ирина, окончила школу в Кудукельском интернате и курсы охотоведов, а сейчас отец взял ее посмотреть Москву, куда и сам-то попал по-настоящему впервые.
Пока шли расспросы, Екатерина Алексеевна уже распорядилась столом, обильно уставленным по андреевскому обыкновению всяческой едой.
Андреев усадил Иннокентия напротив себя и по старой памяти налил полный стакан водки. И вдруг этот огромный человек решительно отодвинул от себя зелье.
– Что ж не спрашиваешь, за каким делом приехал, – зорко глянул он на геолога и погладил аккуратно подстриженную бороду с сильной проседью.
– Сам расскажешь, – ответил Андреев. – Наверное, новости привез. У римлян в древности существовала поговорка: «Экс Африка семпер аликвид нови», то есть «Из Африки всегда что-нибудь новое». Мы теперь можем перефразировать ее: «Экс Сибериа семпер нови» – «Из Сибири всегда новое». А может, и просто так – вас посмотреть, себя показать.
– Просто так не собрался бы. Дел не оберешься, никак не высвободиться.
– Тогда говори дело.
– Вишь, оно пока несподручно. Неловко так, на людях, за столом. Вот уж поедим, тогда узнаешь, почему водку не пью, хоть и раньше-то меня к ней не больно-то тянуло.
Екатерина Алексеевна прервала разговор. Тут же решили, что Селезневы поселятся у Андреевых. Ирина будет передана на попечение Риты, которая вот-вот явится с гимнастического выступления.
Турищев, хватив на радостях больше обычного, ударился в воспоминания о былых походах. Селезнев неторопливо ел, иногда усмехаясь, иногда грустнея от того, что задевал в памяти Турищев.
Наконец охотник закурил и наклонился через стол, ближе к Андрееву.
– Слыхал я, со здоровьем неважно у тебя, Леонид? Потолстел, лицо с бюрократом стало схоже.
– Сердце сдало. Видишь ли, у нас, геологов, жизнь то слишком ходячая, то сидячая зимой. Отвыкаешь, каждый год заново втягиваться надо. Ну, пока был молод, все сходило, а потом пошло под уклон. Своевременно не понял, что форму надо держать строго.
– Ну а как же без пути, без тайги, без гор? Разве можно?
– Представь себе, можно. Я тоже сначала думал, что все погибло и жизни больше нет. Осталась от меня одна пропастина!
– А теперь нашел другую дорогу?
– Нашел. Она оказалась совсем рядом с прежней. Все раздумья, знания, наблюдения, находки, что накоплены за сорок лет работы, пустил в дело, в мою науку. Не для рассуждений и разных там умствований, вроде геотектоники, где пока остроумная спекуляция на первом месте. Нет, использовать свой опыт и знания, как молоток или зубило, в толще горных пород.
Андреев, увлекшись, говорил громко и не сразу заметил, что все умолкли и слушают его.
Видя недоумение в глазах Селезнева, геолог продолжал рассказывать про необозримые дали, открывающиеся перед современной исторической геологией, вооруженной новыми достижениями физики и химии, обогащенной наблюдениями над геологическими процессами современности, не говоря уже о расширяющемся все больше познании геологической истории всех материков.
Андреев рассказывал об измерении направления, силы и длины водных потоков, текших по земной поверхности сотни миллионов лет назад; восстановлении ветров, дувших на исчезнувших материках; определении температуры морей, высохших невообразимо давно; радиации солнца, согревавшего некогда пустыни, и горы, рассыпавшиеся песком, снесенным на дно морей, и временем превращенные в толщи осадочных пород.
Все это записано в горных породах, и надо расшифровать код, каким сделаны эти записи. Кодов много, и с каждой новой ступенью восхождения науки мы получаем возможность читать все большее их количество. Ярче оживает перед нами история Земли, казалось бы, невозвратно исчезнувшая, тем самым давая в наши руки ключ к пониманию будущего.
– Теперь я понял, – сказал молчаливо куривший сибиряк. – Что ж, это тоже дорога, трудная и дальняя, не хуже тех, по каким мы ходили с тобой в молодости. Тут не вдруг пал на коня и попер, пожалуй, заплотов на пути не счесть! Жизнь стоящая. Ты прости меня, Леонид, я чуть не согрешил против тебя, подумалось мне, что ты того…
– Зажирел, отупел, купил дачу! – расхохотался Андреев.
– Ну не так, но вроде.
– Не в коня корм, пусть даже немного мне осталось! Но пойдем ко мне в кабинет, там расскажешь, что с тобой случилось.
Андреев узнал об удивительных видениях, начавших посещать охотника вскоре после войны, едва только он оправился от ранения. Эти картины были настолько четки, что он мог бы все нарисовать по памяти, но очень рваные, путаные, иногда повторявшиеся много раз, иногда сменявшие друг друга в бешеной скачке. Селезнев испугался, что сходит с ума, и попробовал полечиться баней и водкой, но от нее видения стали только более продолжительными и какими-то мутными, страшными. Селезнев отправился на долгую охоту, потом отдыхал на Дарасунском курорте. Понемногу галлюцинации утихли и не появлялись несколько лет.
