Профессор повесил трубку и пристально посмотрел в лицо своему ученику.
– Понимаешь, Мстислав, это мы должны сообразить, зачем нужны сведения о твоем отце и какие сведения. Иначе кто же поймет? Как это хорошо получается в шпионских книжках: премудрый детектив садится, размышляет и ловит нить мотива. Да ведь сила врага в том и заключается, что ему уже все ясно с начала, а нам невдомек. Если есть вообще враг, а не выдумка от начала до конца, построенная на случайном совпадении.
– Совпадений-то два, – тихо и морщась, точно от боли, возразил Ивернев.
– Как так?
– Первое: два человека – обоих интересуют какие-то данные из неопубликованных, не маршрутных, а личных дневников отца. Второе: оба носят совершенно одинаковые кольца, каких мы ранее ни на ком другом не видели.
– Ишь ты! В самом деле! Так ты думаешь, что твоя Тата…
– Ничего я не думаю и не хочу думать! – резко воскликнул Ивернев.
– Думать придется, – со вздохом ответил Андреев. – Смерть как не люблю таких дел. Разом вспоминаешь, что, кроме земной коры, пустынь, лесов и гор, есть всякая гадость заугольная и подпольная. Ощущение, что ходишь по полу, а пол-то стоит на болоте, и под ним что-то копошится.
– Ну, это вы уж чересчур, Леонид Кириллович. – Горькие морщины выдавали внутреннюю борьбу Ивернева.
– А вот и Каточек! – преувеличенно громко приветствовал Андреев входившую жену.
– Курил опять? – подозрительно спросила та. – А где же клятвы и решения?
– Да вот, понимаешь, Каточек, тут разволновался насчет Индии. Едет вот, – он кивнул на Ивернева.
– Ну и что? Мстислав – в Индию, Финогенов – в Африку, завтра еще кто-нибудь из твоих учеников отправится в Афганистан или Ирак. Тебе не придется папиросы из зубов выпускать…
– Нет, нет, согрешу разок и больше не буду! Как там насчет чаю? Сейчас придет один геолог, с Дальнего Востока.
– Кто такой?
– Ты не знаешь. Он геолог-эксплуатационник.
– Да, этих совсем не знаю. По-моему, скучный народ.
– Бывает, бывает. А где Ритка?
– Укатила в театр. С твоим турком. Он ей ответное приглашение сделал. И мне это не нравится, чертить крылом вокруг нее принялся. А Рита, знаешь, девчонка горячая, шальноватая, вся в отца!
– Благодарю вас! – Андреев низко поклонился. – Но вообще-то… конечно…
– Может, изъяснишься понятнее?
– Потом. Чуть-чуть повременим с чаем. Эксплуатационник будет с минуты на минуту.
После ухода «геолога с Дальнего Востока» Ивернев и Андреев еще посовещались в кабинете, но так ни к чему и не пришли.
– Останешься ночевать! – Геолог поднялся. – Проветри как следует, накурил. Пойдем принесем постель.
– Не засну я, Леонид Кириллович!
– Постарайся! Впрочем, как знаешь. А мне надо выспаться, с утра важный совет. Значит, договорились. Дерагази приглашу, пока ты еще здесь, а «геолог» будет наведываться. Только как кольцо увидишь, чтоб ни сном, ни духом, а то он прав – спугнем. А Ритка пусть повертится у него под носом, может, он и с ней заведет разговор на ту же тему.
– А вы не боитесь за Риту?
– Девчонка она очень открытая. Я с ней поговорю, она мать не так слушает, как меня! Рискнем немного.
«Вот эта железная лестница, и она знак радости. И этот вечер самая хорошая и светлая радость», – думал Гирин, поднимаясь к Симе.
Сима встретила его в черном свитере и широкой серой юбке. Гирин стал расспрашивать о работе, о спорте. Сима вдруг разоткровенничалась и рассказала ему все о «халифе Гарун-аль-Рашиде» и его «великом визире». Удивительно наивную и добрую попытку найти свою собственную справедливость увидел Гирин в бесхитростном рассказе Симы. Она сидела против него, слегка смущенная, выпрямившись и положив на колени сцепленные руки, а ее громадные серые, широко открытые глаза смотрели прямо в лицо Гирину с доверчивой надеждой на одобрение. Нестерпимая, подступающая к горлу нежность проснулась в нем.
– Когда я слушаю вас, мне хочется стать верным телохранителем халифа, – вдруг сказал он.
Сима внезапно покраснела, вскочила и прошлась по комнате.
– Я ни разу не видел вас в брюках, – сказал Гирин, чтобы переменить тему. – Вы их не носите?
– Обычно нет.
– Почему?
– Они не годятся для моей фигуры, вот и свитер тоже не очень, – девушка покраснела еще больше. – Обязанность хозяйки – приготовить чай, – сказала она свойственным ей полувопросительным, полуутверждающим тоном и вышла.
Гирин пересел к пианино, медленно перебирая пальцами клавиши. Их прохладное и гладкое прикосновение было приятно и немного грустно, как воспоминание о чем-то далеком и утраченном. Звонкой капелью с весенних берез начали падать звуки одной из любимых песен Гирина, прошедшей с ним по жизни. Сима вошла стремительно и присела на ручку кресла, совсем рядом с черной боковиной инструмента.
– Иван Родионович, – прошептала она, – еще. Я так люблю эту вещь.
Гирин повиновался. Сима сидела, как изваяние, пока не вспомнила про чайник.
Японская песня «Сказка осенней ночи», только дважды слышанная им по радио, врезалась в память Гирина, как все, что сильно нравилось ему. Прижимая обе педали, он старался извлечь звуки, похожие на звенящие протяжные ноты кото и семисена. Они взлетали печальными сумеречными птицами, метались над темными водами молчаливых озер и замирали, удаляясь в безграничную ночь. Эта картина рисовалась Гирину в звуках песни и размеренном медленном аккомпанементе. Негромко подпевая мелодию, Гирин не заметил, как снова появилась Сима.
– Мне кажется, что я давно знала и любила это, – задумчиво сказала она. – Может быть, потому, что здесь звучит наша женская печаль.
– Почему именно женская? Мне кажется, что и мужская тоска тоже сюда подходит.
– Нет, это женская, – уверенно заявила Сима. – Потому что женщины страдают больше. Нет, я не имею в виду обычное рождение детей. Мы психологически более ответственны за жизнь, чем мужчины, и эта ответственность на всю жизнь, она не снимается, а усиливается с любовью, стократно возрастает с рождением ребенка. Нет, я не совсем…
– Совсем! Вы, оказывается, думаете так же, как и я, а я ведь немало лет…
В комнату вихрем влетела Рита, такая красная от возбуждения, что даже веснушки совершенно исчезли. С мальчишеской улыбкой девушка была так очаровательна, что Гирин невольно залюбовался ею, и Рита, заметив это, смутилась.
– Сима, роднуля, великий мой халиф, спасай визиря! Он погиб!
– Что такое? – встревожилась ее подруга. Рита в нерешительности посмотрела на Гирина, потом отчаянно тряхнула головой.
