Дочь обедневших знатных венецианцев, она вышла замуж совсем молодой. У нее была довольно однообразная жизнь жены богатого человека, которой не нужно каждый день ходить на работу. После рождения сына она взяла на себя роль чрезмерно заботливой матери.
Мысли Томмазо возвращаются в тот день, когда мать покинула его навсегда. Ему было восемнадцать, когда она умерла. Тогда он дал себе слово никогда не страдать и не зависеть от кого-либо эмоционально. Для этого у него есть единственное оружие: контроль над своими чувствами. Томмазо всегда избегал конфликтов, которые видел в детстве, и легко превратил свои врожденные дипломатические качества в профессию.
Сигнал iPhone возвращает Томмазо в настоящее: он достает телефон из кармана брюк и проверяет электронную почту. Быстро читает письмо из посольства: похоже, ситуация наладилась. Пока неизвестно, когда будет следующая миссия, но он надеется, что останется в Европе, по которой скучает в дальних странах.
Положив телефон на круглый столик из кованого железа, он сплетает кисти в замок на затылке и делает наклоны в стороны. Выдох – наклон влево, вдох – в центр, выдох – наклон вправо. Симметрия очень важна, так же, как регулярность наклонов и ритм дыхания.
Тогда он дал себе слово никогда не страдать и не зависеть от кого-либо эмоционально. Для этого у него есть единственное оружие: контроль над своими чувствами.
У Томмазо был прирожденный талант улаживать конфликты. И истинной причиной выбора профессии были для него отнюдь не астрономические заработки, а огромное желание влиять на обстоятельства. Любая дисгармония его всегда напрягала. В детстве – сломанная игрушка или беспорядок в комнате, потом – ссоры с женщинами, а сейчас – межгосударственные конфликты.
На четвертом наклоне в сторону он не выдерживает и звонит Юлиусу Шварцу, своему ассистенту по первой миссии в Берлине. Наверняка он знает подробности досадного происшествия в Эмиратах.
Шварц отвечает после пятого гудка.
– Слушаю, синьор Белли, – говорит он так, будто это он ждет новостей, а не наоборот.
– Нет, это я тебя слушаю, Юлиус, – голос Томмазо становится холодным и властным.
У них строгая иерархия с четким распределением ролей.
– Ничего нового, все стабильно.
Несмотря на то что Юлиус живет в Италии с десяти лет, он так и не смог избавиться от баварского акцента, выдающего его происхождение.
– Напротив, – возражает Томмазо. – На мой взгляд, отсутствие развития только усугубляет нестабильность ситуации.
– Я постоянно на связи с Пизанò и Педрони, в соответствии с договоренностями, – поспешно уточняет Юлиус. – Ни в прессу, ни в засекреченные каналы ничего не просочилось.
– А что говорит Пизанò?
– Что надо ждать и отстаивать свои позиции.
– Так ведь они не отстаивают никаких позиций, – недовольно замечает Томмазо. – Они делают все с точностью до наоборот. Посадить Фабрицио Стукки в военный вертолет и отправить на родину было самой контрпродуктивной и гнусной мерой, почти нарушением закона.
Томмазо испытывает некоторую досаду при мысли, что зависит от такого посредственного человека, как Гильельмо Пизанò. Он представляет его во вращающемся кресле с батареей телефонов на столе, забаррикадированным в своем кабинете в Фарнезине, где он высказывает глупые идеи, лишенные дипломатической логики и здравого смысла.
– Это было единственным разумным вариантом, синьор Белли, – спешит успокоить его Юлиус. – Стукки не мог оставаться в Абу-Даби в ожидании бури – если бы она разразилась.
– А она разразится, если ничего не предпринимать.
– Юридическая служба делает все возможное. Как бы то ни было, если позволите высказать свое мнение, вам не стоит волноваться, поскольку вы в этом деле абсолютно не замешаны.
– Ну хорошо, Юлиус, – нервно отвечает Томмазо. – Я с тобой прощаюсь, но ты все равно держи меня в курсе.
– Разумеется. Будет сделано.
Томмазо кладет трубку и видит, как в ворота въезжает Линда. Она выходит из машины и направляется к нему быстрыми шагами. На ней – коротенькое асимметричное платье в крупный белый горох, черные лаковые туфли на низком каблуке; в правой руке – чемоданчик кислотно-зеленого цвета, из которого торчит несколько листов.
Пока она идет, из сумки выпадает несколько листочков. Линда резко нагибается, чтобы подобрать их, и делает это со спортивной ловкостью, не думая о том, что Томмазо не отводит глаз от ее ягодиц. Выпрямившись, уверенно идет с таким видом, будто ее единственное желание – заставить мир улыбаться.
Линда сутками работала над проектом Белли, преодолевая скептицизм Бози, который мешал ей своей критикой. Не говоря уж о коллегах: Аличе с каждым днем становилась все зловреднее, а Людовико вообще перестал с ней разговаривать. Они только и делали, что вставляли ей палки в колеса. Каждый проявил себя в меру своей испорченности.
Но Линда уверена в успехе; ее цель – сделать этот проект в лучшем виде. При подготовке чертежей она постаралась учесть пожелания Томмазо (и в меньшей степени – его подруги Надин). Линда поняла, какой стиль ему близок, и надеется, что чертежи скоро обретут конкретную форму.
Было бы слишком банально сделать виллу просто в классическом стиле. Поставить мебель и предметы интерьера эпохи венецианских патрициев, которые покидали летом свои дворцы на Канале Гранде и перебирались в роскошные особняки на материке. Линда предпочла пойти более сложным путем.
– Добро пожаловать, – Томмазо пожимает ей руку.
– Извини, что опоздала. Давно ждешь?
– Нет, что ты. Я и сам только что приехал.
Он лукавит – не хочет акцентировать на этом внимание.
– Слава богу, – вздыхает Линда. Она всюду опаздывает и знает, как это может взбесить людей.
– Мы можем присесть хоть вон там, в галерее. Погода чудесная, – Томмазо придвигает стул и предлагает ей сесть.
– Конечно.
Линда усаживается, кладет чемоданчик на стол и достает оттуда папку, два каталога и несколько разрозненных листов. Жмурится, словно нежась на солнышке.
– Да, хорошо бы сейчас расслабиться в бассейне… – Томмазо бросает взгляд в сторону заднего двора. – Но нужно еще его доделать.
Она не обращает на него внимания, сосредоточившись на папке, которую он открыл на первой странице.
– Ну-ка, ну-ка, очень интересно, – Томмазо склоняется над столом и перебирает листы. Момент истины: Линда знает, что все решается именно в эти минуты или даже секунды.
Она работала над чертежами день и ночь, вложила в них всю душу, фантазию и смелость. Она довольна результатом, но теперь главное, чтобы был доволен и клиент. Потому что последнее слово всегда за ним.
– Итак, – она немного подкашливает, прочищая горло, – прежде всего хочу сказать, я всегда исхожу из того, что представляет собой помещение и кто в нем будет жить. Но я допускаю нетрадиционные решения и уход от шаблонов. – Она убирает со лба мягкую светлую прядь. – Скажу больше: на нестандартности я и специализируюсь. Казалось бы, несочетающиеся элементы я привожу к гармонии. В проект виллы я решила внести дух современности, не отвергая при этом сложившихся традиций.
