Ее образ отпечатывается у него в памяти, будто яркие трехмерные фотографии. Он видит очертания тела под одеждой, ощущает ее легкий цветочный аромат.
Надин и Томмазо стоят молча, не глядя друг на друга. Потом Надин бросает на него косой взгляд, который красноречивее всяких слов. Она подходит к Линде и кивает ей на прощание.
Ночью Томмазо не может заснуть и ворочается в постели. У него перед глазами стоит образ Линды: как она выходит из машины, идет к вилле, шлифует дерево, потом наклоняется, поворачивает голову и смотрит на него. Ее образ отпечатывается у него в памяти, будто яркие трехмерные фотографии. Он видит очертания тела под одеждой, ощущает ее легкий цветочный аромат.
Это плохо, очень-очень плохо для человека, которому просто необходимо заснуть, притом рядом с другой женщиной.
* * *
Воскресным утром Линда отправляется на антикварный рынок Йезоло, один из самых известных в регионе. Обычно ей всегда удается найти там какую-нибудь интересную штуковину. Да и просто окунуться в атмосферу этой очаровательной деревушки на холмах.
Уже почти полдень, конец июня, жаркое солнце припекает крыши домов, прилепившихся к древней скале, а отражающийся свет образует прозрачную пленку вокруг стен. Линда прогуливается по мощеным улочкам исторического центра, между рядов мебели, старинных предметов интерьера, пергаментов, оригинальных украшений и их копий. Вдруг она замечает картину без рамы, выставленную на треноге рядом с лавочкой. Линда не может отвести от нее глаз, будто ею завладела мощная, неведомая сила.
Холст представляет собой квадрат размером примерно метр на метр, сюжет картины потрясает: семь муз невероятной красоты, обнаженные и закованные в цепи, предстали пред взором Миноса, строгого судьи Ада в «Божественной комедии» Данте. Под каждым изображением – изящная надпись на латыни: гордыня, гнев, тщеславие, алчность, зависть, чревоугодие, уныние.
– Какая красота, – говорит она сама себе вслух.
Она никогда не видела подобного изображения семи смертных грехов. Линда просто обязана купить эту картину и даже точно знает, куда ее повесить: в нишу в коридоре ночной зоны.
– Что, впечатляет? – слышит она за спиной голос хозяина лавки. – Холст, масло. Местный художник XVII века, – объясняет он с гордостью.
– Сколько вы за нее хотите? – спрашивает Линда.
– Семь тысяч.
– Вы с ума сошли! – Линда качает головой, отчего ее растрепанные светлые кудри возмущенно подрагивают.
– Синьорина, уверяю вас: эта картина стоит своих денег, – отвечает продавец, – она почти в идеальном состоянии. Смотрите, какой цвет. К тому же обратите внимание на стиль – совершенно ясно, что этот художник из школы Джорджоне.
– Даже если бы я хотела ее купить, я бы не дала больше пяти тысяч, – Линда твердо намерена стоять на своем.
– Об этом не может быть и речи, ну в крайнем случае я мог бы продать ее за шесть с половиной тысяч, – стоит на своем старьевщик. – И это была бы очень щедрая скидка!
Начинаются торги, и Линда ведет их так виртуозно, будто родилась в арабской стране, а продавец уперся с ослиным упрямством.
Через полчаса споров ей удалось-таки уговорить его снизить цену… до шести тысяч трехсот евро. Вопрос не в бюджете – деньги у нее есть. Теперь это дело принципа, кто выиграет состязание – она или этот тип с красными щеками и золотым зубом.
– Ну хорошо, раз вы так упорствуете, то на этом и закончим. Я ухожу, – наконец не выдерживает Линда. – Вы меня утомили.
Она поворачивается и исчезает на другом конце площади, собираясь вернуться позже и одержать победу – как обычно было в подобных делах. Линда использует эту паузу, чтобы обойти магазины Йезоло, и через час возвращается.
Однако в лавке нет картины, она вопросительно смотрит на продавца.
– А где же картина?
– Продана.
Старьевщик разводит руками и довольно ухмыляется, поблескивая золотым зубом.
– Как это продана? – Линда вне себя.
– Ее купил я, – раздается за ее спиной голос.
Линда оборачивается.
– Ты?!
Перед ней стоит Томмазо в джинсах, голубой футболке поло и кроссовках.
– Да, я, – Томмазо смеется. – Здорово получилось…
Лицо Линды выражает недоверие и досаду.
– Я хотела купить ее для твоей виллы!
– Я и не думал с тобой соревноваться. Просто увидел ее, и она мне понравилась.
– И сколько же ты за нее заплатил? – Линда отходит от лавочки, искоса глядя на продавца.
– Семь тысяч.
– Вот молодец! Поздравляю… Да тебя же просто надули!
– Ну и ладно. Она того стоила.
– Не так это делается, – недовольно ворчит Линда. – Если бы ты дал мне возможность, победа была бы за мной!
Она поднимает плечи и вытягивает шею – так она делает всегда перед сражением – просто бык, готовый ринуться в бой.
– Да ладно тебе, Линда… – ее агрессивный настрой его беспокоит. – Я же тебе предоставил полную свободу распоряжаться бюджетом. Какой смысл тратить время на торги? Тем более, я уверен, эта картина оправдывает свою цену.
Линда хмуро смотрит на него, словно решает про себя, признать его правоту или нет. Томмазо улыбается.
– Как насчет того, чтобы пообедать вместе?
Линда закатывает глаза, прекрасно зная, что ответит ему «да».
– Ну же, приглашаю тебя в ресторан на Вилле Чиприани, – он берет ее под ручку. – Хозяин – мой старый друг.
– Хорошо, – отвечает она, будто делая ему великое одолжение, наслаждаясь ощущением его близости и сильных рук.
Через несколько минут они уже пьют «Беллини» на великолепной террасе Виллы Чиприани. Им удалось занять лучший столик. Это удивительное место с видом на долину Йезоло – панорама, не знающая себе равных, от которой захватывает дух. Такая красота дает ощущение внутреннего спокойствия.
В тени веранды после июньской жары воздух приятно свеж. Взгляд у Линды мечтательный, на лице наслаждение.
– О чем ты думаешь? – спрашивает Томмазо.
– Думаю, как здесь было красиво при Катерине Корнаро, королеве Кипра, – она смотрит на замок эпохи Возрождения, – и когда сюда приезжала Элеонора Дузе, любовница Д’Аннунцио.
Это не единственное, что у нее в голове, но пока не время вдаваться в подробности.
– Не думаю, что это место сильно изменилось. Йезоло всегда было идеальным убежищем для тела и души, – отвечает Томмазо с видом знатока. – Форма может меняться, но душа остается неизменной.
Линда завороженно слушает его, на мгновение выражение ее лица становится наивным: полные губы эротично приоткрыты, зеленые глаза устремлены на Томмазо.
