Тем временем Астраханцев вошел в гулкий подъезд и невесомым шагом взлетел по лестнице. Ему казалось, что у него внезапно поднялась температура. Именно казалось – он знал, что здоров, просто в его крови бушует любовный вирус. Это был какой-то новый штамм, и надеяться на то, что все пройдет само собой, не приходилось. Да Астраханцев и не хотел излечиваться от любви! Словно по волшебству, он вдруг попал в иную реальность, наполненную светом, жизнью и надеждой. Он вдруг ясно увидел свою будущую жизнь не тяжелой академической картиной, написанной маслом, а пятнистой акварелью в тонком багете.
Главное, чтобы Люба была на месте. Он тихо отворил дверь, провернув ключ пальцами фокусника, и ступил на хрустящий соломенный коврик. Из гостиной доносились всхлипы. Он осоловело встал и прислушался. Всхлипы были такими горькими, что Астраханцев едва не зарычал от бессилия. Не из-за него же она плачет?! Но из-за чего тогда? И что нужно сделать, чтобы ее успокоить?
Остановившись посреди коридора, в который попадало из кухни немного света, просеянного через жалюзи, он затаил дыхание. И вдруг с совершенной ясностью понял, что Люба появилась здесь, в его квартире, из-за какой-то случайности: в мировом порядке произошел секундный сбой, колесо судьбы зацепилось мелким зубчиком за шероховатость лета, и маленькая фея материализовалась на его пороге.
Астраханцев опустил на пол пакеты с провизией и нашел глазами Любины вещи – туфли на наборном каблучке и легкий пиджак, зацепленный за крючок на вешалке. Потянулся к нему, схватил за воротник и чуткими пальцами пробежал по карманам. Во внутреннем, потайном, аккуратно застегнутом на «молнию», обнаружился паспорт, выданный на имя Любови Ивановны Мирошниковой, проживавшей в городе Орехов. Астраханцев испытал минутное облегчение, узнав наконец, кто она. Однако это ничего ему не давало. Он хотел унять ее слезы, а фамилия и место прописки ничего тут не решали.
Он пошарил во внешних карманах и нашел скомканную бумажку с адресом и именем. На бумажке было написано: «Москва, улица Весенняя, дом шестнадцать, квартира семнадцать. Дмитрий Грушин». Астраханцев моргнул и еще раз пробежал глазами по строчкам. Хмыкнул. Почесал нос и хмыкнул еще раз.
Эта записка объяснила сразу все – и он беззвучно засмеялся, сообразив, что Люба на самом деле – подарок судьбы и с этим нужно считаться! Она просто перепутала адрес, потому что номер дома был выведен кое-как, второпях, и теперь плохо прорисованная шестерка подмигнула ему, призывая не терять времени и действовать.
Он тщательно осмотрел свои находки. За обложкой паспорта обнаружился медицинский страховой полис и еще один листочек с заметками. Он бросил на него лишь один взор опытного преподавателя и сразу понял, что Люба делала эти заметки, скорее всего, разговаривая по телефону: они были короткими, отрывистыми, а по краям их обрамляли бездумные ромашки и всякие геометрические закорючки.
Информации хватило на то, чтобы воссоздать события, предшествовавшие Любиному появлению на пороге его квартиры. Астраханцев снова и снова возвращался к началу, целясь то в одно слово, то в другое. «Боится женщин, – было написано на листке. – Должен долго привыкать. Нет личной жизни. Страдает. Хочет жениться. Профессор физики. Умный! Порядочный. Несчастный. Притретесь. Женитьба по сговору». Словечко «притретесь» намекало на существование посредника, который спланировал операцию по воссоединению Любы из Орехова и некоего Грушина, проживавшего на той же улице, что и Астраханцев.
Все внезапно встало на свои места, разрозненные кусочки головоломки с удовлетворенным щелчком втиснулись в картину мироздания. Люба ехала знакомиться с Грушиным, который мечтал найти вторую половину, но из-за излишней боязливости так никого себе и не завел. Они договорились, что она поживет у него, он привыкнет к ней, а потом они поженятся. То, что Грушин оказался Дмитрием, да еще и профессором, объясняло все остальное.
В голове Астраханцева сверкнула молния, осветив на мгновение ближайшее будущее. Выходит, настоящая Люда, которая должна очистить энергетику в его квартире, просто еще не приехала. Но приедет, это как пить дать! Приедет и прямо с порога заговорит про его жену, то бишь свою нанимательницу, что убьет Любу Мирошникову наповал.
Она не должна узнать правду! По крайней мере пока. Сначала необходимо завоевать ее сердце и лишь потом признаться, что он не Грушин. Потом, позже… Когда правда уже не будет выглядеть для нее такой ужасной. А вот с экспертшей нужно что-то делать: в идиллическую картину мира, которую Астраханцев уже начал рисовать в уме, незнакомая женщина, хозяйничающая в квартире, точно не впишется.
С ходу он не смог придумать, как избавиться от «подруги подруги Амалии». Но решил, что будет действовать экспромтом и, конечно, справится с этим делом блестяще – благодаря своей врожденной находчивости. Из комнаты все еще доносились всхлипы, и он быстро посмотрел в зеркало, прикидывая, похож ли на человека, страдающего от одиночества. Решил, что не похож, подумал: «Пошло все на фиг!» – и сделал шаг по направлению к гостиной.
Именно в этот момент раздался звонок в дверь. Вернее, это были два коротких звонка, смелых и сильных, от которых душа Астраханцева почему-то нырнула в пятки. Воровато оглянувшись, он шагнул к двери и отпер замок.
На пороге стояла женщина лет тридцати. Некрасивая, но яркая брюнетка с гладкими волосами до плеч, постриженными, словно по линеечке.
– Здравствуйте, я – Люда, – сказала она голосом диктора телевидения. В голосе была профессиональная мягкость, внутри которой таилась крепкая косточка. – Надеюсь, вы меня ждете. Вы же Дмитрий, да?
Держалась визитерша так, словно привыкла командовать батальоном. Строгие глаза, большой рот и бездна самоуверенности. Она была в соломенной шляпе и летних кружевных перчатках. Казалось, что она явилась из прошлого. Именно такие женщины в начале прошлого века отправлялись в Африку изучать дикие племена, записывать голоса саванны и защищать от истребления маленьких антилоп дукеров.
– Э-э-э… – протянул «находчивый» Астраханцев. – Что вам угодно?
В квартиру он ее не пускал и не собирался. Вероятно, почувствовав это, Люда нетерпеливо повела бровью и провела рентгеноскопию его зрачков.
– Не понимаю, почему вы на меня так смотрите, – продолжал хозяин квартиры, разыгрывая дурачка.
– Жду, когда вы пригласите меня войти. Так поступают все воспитанные люди.
Астраханцев открыл было рот для ехидного комментария, но тут же прикусил язык. Ехидство можно было оставить при себе. Эта Люда отбрила бы его не моргнув глазом, и судья сразу засчитал бы ей очко. За годы преподавательской деятельности профессор перевидал множество людей и сразу понял, что перед ним женщина, предпочитающая пользоваться исключительно головой – тело она отрезала от жизни, хотя наверняка ухаживала за ним, как хорошая сиделка за пациентом, который заслуживает всего самого лучшего.
– Но я не собираюсь приглашать вас к себе, с какой стати? Мы с вами не знакомы, – возмутился он.
– Вы Дмитрий Астраханцев? – спросила Люда, проявив первые признаки беспокойства.
