– Чего пьем, мужики? – спросила она весело. – Чем угощаем?
– А чем захочешь.
– Пивом, значит, тоже богаты. – Она протянула руку и приняла от невысокого бородатого мужика открытую бутылку пива. Возраст его мог быть определен в диапазоне от 30 до 60 лет, так сильно изменил алкоголь.
– К кому ж тебя тут занесло? – спросил другой, постарше, худощавый, с сигаретой в зубах.
– А вы все тут живете?
– Живете – сильно сказано, – пробормотал худощавый и рассмеялся гулко, тут же раскашлявшись от собственного смеха.
– Я ищу Ковалевского Э. С., – сказала Василиса, делая вид, что пьет пиво. Кто там будет следить, сделала глоток или нет!
– Ковалевского? – Мужики принялись вспоминать. Все они жили в трехэтажных бараках неподалеку, их тут было – домов десять. В свое время железная дорога построила их в качестве общежитий для своих сотрудников. Теперь тут кого только не было. Селили местных строителей, временщиков от железки, проходчиков. Всякий иной сброд. Ковалевских вроде не было, никто не припоминал.
– А пятый дом-то это какой? – пожал плечами худощавый.
– Так вроде тот, что с конца платформы, нет? – прикинул бородатый.
Худощавый молча кивнул и посмотрел в сторону дома. Василиса сверилась с картой. Проблема была в том, что на карте дома номер 5 по Дорожной улице в этом месте и вовсе не существовало. Улица шла параллельно железной дороге с одной стороны и местному шоссе с другой. Был первый дом, был третий, был третий «А», а больше никаких не было. Дальше начинались СНТ и прочие дачные угодья. От Питера – полчаса, не меньше. Хорошее место для летнего отдыха. Вроде и речка какая-то есть.
– Наверно, тот. Другого нет.
– А там разве живет кто-то? – удивился бородатый.
– Там ученый этот, сбрендивший, – сообщил худощавый. – Переехал где-то год назад. До этого дом пустовал.
– Ученый? – навострила уши Василиса.
Это было уже ближе к теме. Со слов работяг, дом пустовал несколько лет после того, как предыдущие жильцы поменялись с кем-то из Питера. Уж зачем кому-то из города меняться на такую дыру, да еще прямо на двух дорогах – черт людей разберет.
– Отселяли какого-нибудь алкаша из города, – предположил кто-то, разливая «проставленную» Василисой бутылку. Сама она как стояла с пивом, так продолжала стоять, делая вид, что пьет. Ясность ума – основной залог успеха у журналиста. А она была, считай, на работе. Заместитель десницы господней, в которую, кстати, Ярослав тоже никогда не верил.
– Если и отселяли, – заметил худощавый, – так он там никогда и не жил. Только с полгода как кто-то появился.
– Анштейн, – хихикнул другой. – Не пьет, собака. Здоровается и о погоде все говорит.
– А руки трясутся. Закодированный, говорю вам. Пить не может, но смотрит с завистью. Печени нет уже.
– Почему все решили, что он ученый? – спросила девушка, возвращая разговор в нужное русло.
– Так он сам говорил, кажись, – пожал плечами бородатый. Василиса поставила бутылку с нетронутым пивом на землю, достала еще одно приобретение, на которое потратила часть неприкосновенного запаса драгоценных денежных средств. Смартфон, тоже из простых, но вполне функциональная модель, был переключен в режим роуминга, и прочесывать Интернет по таким ценам было самоубийством. Но все ж она загрузила браузер и поместила туда фамилию Ковалевский Э. С. и добавила слово «ученый».
Как и ожидалось, получила на малюсенький экран миллион каких-то невообразимых ссылок, фотографий и совпадений на сто процентов или на семьдесят или даже на двадцать. Ковалевских было много. Известный палеонтолог, родившийся в 1842 году, никак не годился. Еще один, ныне живущий, профессионально путешествовал где-то по миру, был молодым и симпатичным, но тоже не подходил. Еще пара Ковалевских 1946 года рождения жили около нужной географии, но к науке никакого отношения не имели.
– А зачем он тебе сдался?
– Я ищу кое-кого, – уклончиво заявила девушка.
– Отец, что ли? – неожиданно предположил бородатый, заставив Василису практически подпрыгнуть на месте. Отец? Что? Отца у нее никогда не было, она и имени-то его не знала. Мать сказала, что нечего и думать об этом. Случайная ночь – и все. Страхов когда-то, в самом начале знакомства, потряс ее до глубины души. Сказал, что мать скрывала правду, что она знала и имя отца, и то, что он любил ее, но не захотела разбивать его семью. Не сказала о ребенке.
Полный бред! Она прекрасно знала, как бесподобно штампует Страхов такие истории. Как виртуозно находит он ключ к самым тайным уголкам души, держит потом в своих руках и помыслы, и мечты, и судьбы людей, доверяющих ему. Легко это – говорить об отце, которого никогда не было, от имени человека, который уже умер. Способов проверить это – ноль. Такие предсказания падают как семя в удобренную почву и прорастают там, остаются эхом смутных ожиданий и несбыточных надежд. Невесомое, опьяняющее чувство того, что ты все же не совсем один.
Уже потом, когда Василиса узнала все о так называемых методах Страхова, не раз задумывалась о его словах, но спросить так и не решилась. Как-то само собой подразумевалось, что все сказанное им, было ложью. Хочешь – верь, не хочешь – не верь. Поступай, как тебе будет комфортнее.
– У меня нет отца, – буркнула она и отставила пиво подальше. Не в ее положении. Честно говоря, Василиса даже не представляет, что делать с ее «положением». Рожать? Эта мысль заставляла зажмуриваться и пытаться проснуться. Страшный сон. Что она скажет своему ребенку об отце? Она не может быть беременной! На нее напали, чуть не убили. Потеряла много крови. Как такое могло случиться?
– Бывает, – хмыкнул бородач. – Так и чего надо-то?
– Это по работе, – пробормотала Василиса.
– А кем работаешь? – моментально заинтересовался он, в то время как худощавый сощурился.
– Я – журналистка. – Она достала удостоверение и дала время, чтобы они прочитали все, что там написано. Не факт, что их это убедило. С другой стороны, какое дело.
– Журналистка, значит. И что?
– Есть подозрение одно, что этот Ковалевский замешан кое в чем.
– Ты не из полиции, а? Журналистка, – усмехнулся худощавый.
– Посмотрите, нет ли его среди вот этих фотографий? – Она не стала спорить, только пролистала фото из браузера перед внимательным взглядом работяг. Несмотря на то что все они теперь, так или иначе, считали ее кем-то «оттуда» – следователем ли, опером ли или еще кем, народ с энтузиазмом принялся разглядывать лица на экранчике.
– Вот этот! – Худощавый вдруг ткнул пальцем в фото средних лет мужчины в клетчатой рубашке. Приятное лицо, благородный, высокий лоб. Черные волосы, легкая улыбка на губах. Рядом с ним еще трое – все они стоят в какой-то лаборатории. Снизу подпись. Кафедра ядерной физики, 1984.
– Вы уверены?
