– Не такие уж и плохие, – говорю я, и он морщится.
Вряд ли они лучше его обычных черных трусов, но я не могу представить себе что-то, что ему совсем не пойдет.
– Ладно, нищие не выбирают. Я на минуту, – отвечает он, выходя из комнаты в одних только мокрых трусах.
О боже, что если Лэндон увидит его в таком виде? Мне будет очень стыдно. Надо бы с утра первым делом найти Лэндона и все объяснить. Но что я собираюсь сказать? Что это не то, что он подумал. Что мы просто болтали, а потом я решила остаться на ночь, как-то оказалась в одних трусах и футболке, а потом удовлетворила его руками, как могла? Ужас.
Я ложусь головой на подушку, уставившись в потолок. Хочется встать и проверить входящие на телефоне, но потом решаю этого не делать. Меньше всего мне сейчас хочется читать сообщения от Ноя. Он наверняка в панике, но, честно говоря, пока он ничего не сообщает маме, мне все равно. А если быть совсем честной с собой, с тех пор, как первый раз поцеловала Хардина, я не чувствую к Ною ничего.
Я знаю, что люблю Ноя; я всегда его любила. Но я спрашиваю себя, люблю ли я его как друга или того, с кем я могу провести всю жизнь, и что, если я люблю его только потому, что он такой надежный. Он всегда был таким, формально мы очень друг другу подходим; но я не могу игнорировать свои чувства к Хардину. Раньше я ничего подобного не чувствовала. И не только когда мы в объятиях друг друга; в моем животе порхают бабочки от одного его взгляда, я отчаянно желаю видеть его даже тогда, когда просто дымлюсь от злости, а главное, он вторгается в мои мысли, даже когда я изо всех сил стараюсь убедить себя, что его не люблю.
Хардин прочно засел в моем сердце, сколько бы я ни пыталась это отрицать. Я в постели с ним, а не с Ноем. В этот момент дверь открывается, и я выбрасываю все это из головы. Передо мной – Хардин, смеющийся, в чистых трусах. Они ему немного велики, и гораздо длиннее, чем старые, но он выглядит в них великолепно.
– Мне нравится, – улыбаюсь я.
Он смотрит на меня, перед тем как погасить свет и включить телевизор. Затем ложится рядом.
– Итак, что ты собиралась мне сказать? – спрашивает он.
Меня передергивает. Я надеялась, что он не будет поднимать эту тему.
– Чего ты стесняешься, ты же только что довела меня до оргазма, – шутит он и придвигается ближе.
Я прячу лицо в подушку, и он смеется.
Я поворачиваюсь к нему, и Хардин заправляет мне волосы за ухо, мягко целуя в губы. Он впервые целует меня так нежно, и такой поцелуй приятнее, чем когда мы целовались с языком. Хардин кладет голову на подушку и переключает канал. Мне хочется, чтобы он обнимал меня, пока я не засну, но, кажется, Хардин – из тех парней, кто не очень любит нежности.
«Я хочу быть лучше для тебя, Тесс». Эти слова звучат в моей голове, и я спрашиваю себя, правду ли он говорил или просто был сильно пьян.
– Ты еще пьян? – спрашиваю я и кладу голову ему на грудь.
Хардин напрягается, но он не отталкивает меня.
– Нет, кажется, наш маленький скандал во дворе меня протрезвил.
Одной рукой он держит пульт, а другая висит в воздухе, точно он не знает, куда ее пристроить.
– Ну, хоть что-то хорошее из этого вышло.
Он поворачивает голову и смотрит на меня.
– Да, я тоже так считаю, – говорит он и, наконец, кладет руку мне на спину.
Он обнимает меня удивительно приятно. Неважно, что он наговорит мне завтра, этот момент он уже не сможет отнять. И мою новую любимую позу, когда моя голова лежит у него на груди, а его рука – на моей спине.
– Думаю, мне больше нравится пьяный Хардин, – зеваю я.
– Правда? – говорит он, снова глядя на меня.
– Может быть, – дразню я, закрывая глаза.
– Ты ужасно любишь темнить, скажи прямо.
Я могла бы просто ему сказать. Я знаю, что он не ожидает это услышать.
– Ну, я думаю о всех тех девчонках, с которыми ты… ты, понимаешь, с которыми ты был. – Я стараюсь спрятать лицо у него на груди, но он поворачивает меня к себе.
– Почему ты об этом думаешь?
– Не знаю. Потому что я такая неопытная, а у тебя было столько девушек. Включая Стеф, – отвечаю я.
Мысль о том, что они были вместе, мне отвратительна.
– Ты ревнуешь, Тесс? – В голосе слышится смех.
– Нет, конечно, – вру я.
– Значит, ты не возражаешь, если я расскажу пару деталей?
– Нет! Пожалуйста, не надо! – прошу я, и он смеется и обнимает меня еще крепче.
К моему облегчению, он больше не упоминает об этом. Я не в силах слушать подробности. Я чувствую, как тяжелеют веки, и пытаюсь сосредоточиться на телевизоре. Так удобно лежать здесь, в его руках.
– Ты же не собираешься спать? Еще рано. – Еле слышу его сквозь дрему.
– Правда?
Мне кажется, сейчас, по крайней мере, два часа ночи. Я приехала около девяти.
– Да, только полночь.
– Это не рано, – снова зеваю я.
– Для меня рано. Плюс хочу вернуть должок.
Что?
Ох.
Кожу начинает покалывать.
– Ты же хочешь этого, правда? – мурлычет он.
Конечно, хочу. Я смотрю на него, пытаясь скрыть нетерпеливую улыбку. Он замечает ее и быстрым плавным движением переворачивает нас, оказываясь сверху. Он держится на одной руке, а другой скользит вниз. Я закидываю ногу на его бок, и он проводит рукой от лодыжки к верхней части бедра.
– Какая мягкая, – говорит он, проводя еще раз.
Он слегка прижимается ко мне бедром, и по коже несколько мгновений бегут мурашки. Хардин наклоняется и целует меня в колено, отчего нога дергается. Он смеется, обхватывая ее рукой.
Что он собирается делать? Ожидание сводит меня с ума.
– Я хочу попробовать тебя на вкус, Тесса, – говорит он, встретившись со мной глазами и оценивая мою реакцию.
Во рту у меня мгновенно пересыхает. Зачем он спрашивает разрешения поцеловать меня, если знает, что может делать это в любое время? Я поворачиваю лицо к нему в ожидании.
– Нет. Внизу, – объясняет он, кладя мне руку между ног.
Наверное, моя неопытность его поражает, но он, по крайней мере, пытается не смеяться. Смотрю, как он водит пальцами по моим трусикам, отчего начинаю дышать чаще.
– Ты уже влажная, – хрипло замечает Хардин.
Его горячее дыхание обжигает мне ухо. Он ласкает языком мочку моего уха.
– Поговори со мной, Тесса. Скажи мне, как ты этого хочешь, – просит он.
Я извиваюсь, когда он сильнее надавливает на чувствительную область. Я не слышу собственного голоса, потому что мое тело горит от его прикосновений. Через несколько секунд он убирает руку, и с моих губ срывается стон.
