– Я просто не люблю, когда мне говорят «нет».
Он говорит глухо, но все же мягче, чем несколько минут назад.
Вероятно, что, когда дело касается девушек, Хардин редко слышит «нет». Разум подсказывает, что стоит ему объяснить, что ему придется к этому привыкнуть, но я еще ни разу до этого момента не отказывала ему. Стоит ему коснуться меня, я делаю все, что он захочет.
– Ну, я не такая, как другие, Хардин, – парирую я, движимая ревностью.
На его губах играет легкая улыбка, а по лицу стекает вода.
– Знаю, Тесс. Я знаю.
Он снова закрывается, и пока я натягиваю на себя одежду, он выключает воду.
– Ты можешь спать в моей одежде, – говорит он, и я киваю, не в силах оторваться от его великолепного тела.
Он вытирает белым полотенцем волосы, оставляя их торчать в беспорядке, затем оборачивает полотенце вокруг талии. Оно висит на бедрах очень низко, и Хардин выглядит ужасно сексуально. Температура в ванной поднялась градусов на двадцать. Наклонившись, он открывает шкаф, достает расческу и вкладывает мне в руку.
– Пойдем, – говорит он, и я мотаю головой, прогоняя дурные мысли.
Мы идем по коридору, и, завернув за угол, я почти натыкаюсь на высокого блондина… Я гляжу на него, и у меня – мороз по коже.
– Давненько тебя не видел, – мурлычет он, и я чувствую, как меня начинает тошнить.
– Хардин! – пищу я, и он оборачивается; ему нужно мгновение, чтобы вспомнить, что это именно тот парень, который пытался меня изнасиловать.
– Отойди от нее, Нил! – рявкает он.
Нил бледнеет. Видимо, он не заметил Хардина, когда вывернул из-за угла. И зря.
– Я попутал, Скотт, – говорит он, уходя.
– Спасибо, – шепчу я Хардину.
Он обнимает меня и отпирает дверь.
– Надо было навалять ему хорошенько, да? – спрашивает он, когда я сажусь на кровать.
– Нет! Не надо! – прошу я.
Не знаю, всерьез ли он, но я не хочу это выяснять. Хардин хватает с тумбочки пульт и включает телевизор, затем открывает ящик и бросает мне футболку и боксеры.
Я сбрасываю джинсы и натягиваю боксеры, несколько раз закатав их сверху.
– Можно я надену футболку, которую ты сегодня носил?
Только сказав, понимаю, как странно это звучит.
– Что? – усмехается он.
– Я… ладно… неважно. Сама не знаю, что говорю, – вру я.
Я хочу надеть его грязную футболку, потому что она вкусно пахнет? Очень странно. Он усмехается и, подняв футболку с пола, подходит ко мне.
– Вот, детка, – говорит он, протягивая ее мне.
Я рада, что он не смеется надо мной, но все равно чувствую себя немного глупо.
– Спасибо, – пищу я.
Снимаю свою футболку и лифчик, и накидываю его грязную. Нюхаю: пахнет так же вкусно, как я его и запомнила.
Хардин смягчается.
– Ты красивая, – говорит он, глядя в сторону.
Кажется, эти слова вырвались у него случайно, и сердце мое колотится еще громче. Я улыбаюсь и делаю шаг к нему.
– И ты.
– Да ладно, – смеется он, и его щеки вспыхивают. – Во сколько ты должна вставать? – спрашивает он, переключая каналы.
– В пять, но я поставлю будильник.
– В пять? Пять утра? У тебя первая пара в девять, правильно? Зачем так рано вставать?
– Не знаю, просто чтобы собраться, наверное. – Я тщательно вожу расческой по волосам.
– Ну, давай в семь; мое тело до семи просто не функционирует, – говорит он, и я охаю. Мы с ним такие разные.
– Шесть тридцать? – стараюсь я найти компромисс.
– Хорошо, шесть тридцать, – соглашается он.
Остаток вечера мы проводим, переключая каналы, пока Хардин не засыпает, положив голову мне на колени. Я тихонько высвобождаюсь и ложусь рядом, стараясь не разбудить.
– Тесс? – стонет он, шаря руками во сне, как будто ища меня.
– Я тут, – шепчу я из-за спины.
Он поворачивается на другой бок и обнимает меня, мгновенно проваливаясь в сон. Хардин говорил, что лучше спит, когда я рядом; кажется, я тоже.
На следующее утро в шесть тридцать срабатывает будильник, и я ношусь по комнате, пытаясь найти одежду и разбудить Хардина. Он просыпается с трудом. Чувствую себя растрепанной и растерянной, но в семь пятнадцать мы оказываемся в моей комнате, и я успеваю почистить зубы и переодеться. Стеф все еще спит, и я останавливаю Хардина, который хочет вылить ей на голову стакан воды. Кроме того, я радуюсь, что Хардин не отпускает своих обычных грубых замечаний, когда я надеваю одну из своих длинных юбок и простую голубую рубашку.
– Смотри, сейчас только восемь; еще двадцать минут в запасе, прежде чем мы зайдем в кафе, – хвастает Хардин.
– Мы?
– Да, я думал зайти с тобой. Если нет, тоже неплохо, – говорит он, глядя в сторону.
– Да, конечно, будет замечательно.
Просто я не могу привыкнуть к изменениям в отношениях между мной и Хардином. Так здорово не пытаться избегать его или беспокоиться, что случайно на него натолкнешься. Что подумает Лэндон? И что мы ему скажем?
– Что нам делать эти двадцать минут? – улыбаюсь я.
– У меня есть несколько идей, – ухмыляется он, прижимая меня к себе.
– Здесь Стеф, – напоминаю я, пока он ласкает языком мое ухо.
– Знаю, мы только целуемся, – смеется он, прижимаясь губами к моим губам.
Мы уходим, оставив спящую Стеф, и Хардин предлагает понести мою сумку: это приятная неожиданность.
– А где твои учебники? – спрашиваю я.
– Я их не ношу. Одалживаю на каждом занятии у кого-нибудь. Это освобождает меня от необходимости их таскать, – говорит он, поправляя мою сумку.
Я закатываю глаза и смеюсь над ним.
Когда мы подъезжаем к кафе, Лэндон стоит, прислонившись к стене. Похоже, он удивлен, увидев нас вместе. Я показываю знаками «объясню позже», и он улыбается.
– Ну, я пойду, у меня сейчас занятия по сну, – говорит Хардин, и я киваю.
Что мне нужно делать, может, обнять его? Но прежде, чем я решаюсь, он опускает мою сумку, обхватывает меня рукой за талию и, прижав к груди, целует меня. Я не ожидаю этого, но тоже целую его, и он выпускает меня.
– Пока, – говорит он с усмешкой и смотрит на Лэндона.
Более неловкое положение трудно представить. Лэндон застыл с открытым от изумления ртом, и я сама смущена смелым поступком Хардина.
– Гм… извини.
На самом деле меня не особенно волнует прилюдное выражение чувств. С Ноем я никогда не делала ничего подобного, кроме того случая, когда я пыталась поцеловать его в торговом центре, чтобы заставить себя не думать о Хардине.
