Допоздна гулять, родная,
Юным девушкам не след;
В поздний час легко попасть
К хитрым гоблинам во власть!
[45]
Наше счастье, что улицы пустынны. Одинокую девицу, оказавшуюся на улице за полночь, любой негодяй сочтет своей законной добычей, и мало кто осудит его, если он решит полакомиться.
Следуя на запад по Тэлбот-стрит, я миную кварталы, облюбованные фабрикантами и купечеством, и попадаю на внешний край своеобразного островка, где селятся те из лордов, кому не нашлось места в Белгравии и Мейфере. Стоящие полукругом дома чередуются с лентами сквериков. И тут до моего слуха доносится стук каблучков по мокрой мостовой. Совсем близко. В тумане я чувствую себя лошадью с плотными шорами над глазами, но можно положиться хотя бы на слух. Снова сворачиваю влево. По периметру этот идиллический островок рассекает улочка Лэндбрук-гров, и как раз здесь мне улыбается фортуна.
У запертых ворот сквера стоит Дезире. Издали я могу различить только светлое пятно лица и светлые же ручки, что трепещут, словно два мотылька на фоне тусклой бомбазиновой тьмы. В руках Дезире вертит дамские часики с цепочкой, и мне отчетливо слышно, как на цепочке позвякивают брелоки, которые не были отцеплены даже на время траура.
Но где Марсель? Неужели заплутал в тумане? Воспользовавшись его отсутствием — вероятно, кратковременным, я перехожу в атаку.
Сестра так глубоко погружена в раздумья, что мне удается подкрасться незамеченной, а когда я хватаю ее за плечо, Ди вскрикивает и выпускает из рук часы. Они разбились бы, не будь цепочка пристегнута к корсажу, а так раскачиваются, словно маятник, пока Ди хватает ртом тлетворный лондонский воздух.
— Святые угодники, как же ты меня напугала! — стонет она.
— Странные у тебя понятия о том, что страшно. Родной сестры боишься, а разгуливать в потемках, очевидно, нет, — наседаю я и, как сказала бы Нанетт, сразу беру ее за жабры.
— Фло, послушай…
— Так вот почему ты тогда от меня отселилась, Ди! Хорошенькое дельце. Сначала нарисовала знак на доске, вызвав меня на ссору, а потом перебралась поближе к черной лестнице. Ловко же ты все обстряпала.
— Фло, пожалуйста! Я так не каждую ночь!
— Не каждую, говоришь? Тогда расскажи, сколько ночей тебя носит невесть где.
— Сегодня второй раз, — понурившись, отвечает сестра.
— А первый был когда? Молчишь? Тогда я отвечу за тебя — в ночь с восьмого на девятое октября. В ту ночь, когда была убита Иветт Ланжерон. Странное совпадение, не правда ли?
— Ой, Фло, не смотри на меня волком! Да, я выходила из дому. Сразу, как только ты уснула. И не просто выходила — я и вовсе уйти собиралась. После всего того, что наплела про меня Иветт.
По ощущениям, слякоть в башмачках заиндевела, и, чтобы устоять на ногах, я прислоняюсь спиной к парковой решетке.
— Так ты все знаешь? Но откуда?
— У двери подслушивала, — сознается Дезире. — Когда Нэнси сказала, что ты у тетушки, я быстренько улизнула на третий этаж. Думала, вы будете обсуждать свадьбу, раз к этому все и шло. Попробуй тут усиди на месте! А услышала я кое-что иное. Вот уж не ждала, что мадам Селестина и через океан языком подцепит. Помню, ты велела мне горничных подкупить, а я решила, что и нужды нет. Больно надо мадам на меня чернила тратить. Сгинула я — и на том спасибо. А вот как оно все обернулось! — Она теребит пальцем родинку на подбородке, как всегда, когда бывает раздражена.
— Сначала я хотела пойти да булавок наглотаться, так мне тошно стало. А потом передумала. Решила, что попрощаюсь с тобой по-хорошему и уйду, чтоб тебе не пришлось выбирать. Вот уйду, и все тут.
— И куда же ты пошла, дурочка? На все четыре стороны?
— Нет, Фло. Я пошла к Марселю. Загодя передала ему записку через мальчишку-подметальщика, что вечно возле дома отирается. Назначила свидание здесь. Мы однажды гуляли тут и делились мечтами, как будем жить в одном из этих домищ, с пэрами по соседству. Счастливые будем, богатые.
— И Марсель пришел на свидание?
— Пришел. Всю правду я ему рассказывать, конечно, не стала. Ты пойми, Фло, он считает меня знатной южанкой. Если прознает, что я всю жизнь горшки за мадам Селестиной выносила, то сразу меня разлюбит. Служанки и так на него гроздьями вешаются… — И она опускает глаза, разглядывая булыжники, до блеска вылизанные туманом. — Я предложила ему бежать со мной. Обвенчаться тайно, без благословения. Наплела ему, что мы с тетей повздорили и она отсылает меня обратно.
— И что же Марсель?
— Сказал, что надо повременить. У него возник план, как разбогатеть одним махом. Оседлать комету, сорвать куш. Он умолял меня вернуться и подождать самую малость. Сказал, что вызволит меня совсем скоро. Что мне оставалось делать? Я поплелась домой. Решила, что теперь-то Иветт не застанет меня врасплох, а вот я ее запросто. И как только она спровадит куриц в храм Божий, я ей такой скандал закачу, что уши полопаются. Уж что-что, а глотку драть я умею — бабушкина закалка. Ишь чего выдумала — спровадить меня, так, поди, еще и без моих bijoux!
[46]
— Ты не помнишь, в каком часу вернулась?
— Откуда мне знать? Темень стояла, хоть глаз выколи.
— А когда уходила, оставила дверь на черную лестницу открытой?
Задумавшись, Ди прикусывает пухлую нижнюю губу.
— Господи, Фло… это я, что ли, впустила убийцу?
— Не бери в голову, он бы и так проник в дом. У него был дубликат ключа. А сейчас ты тоже пришла к Марселю?
— Ну да. За этим он и звал меня в Гайд-парк давеча — чтобы своей придумкой поделиться. Если б мерзавка Олимпия не подгадила!.. Пришлось снова слать мальчишку с запиской и уговариваться на полночь.
Краем глаза я замечаю шевеление, словно по тьме ночной пробежала рябь, и на ближайшем к нам крыльце замечаю чью-то фигуру. Полы плаща колеблются, когда наш молчаливый спутник ступает за колонну. Как долго Марсель стоял там и что успел услышать? Надеюсь, что многое, ведь тогда не понадобится переливать из пустого в порожнее. Если после всего услышанного он возьмет Дезире замуж, возьмет, невзирая на цвет ее кожи и отсутствие приданого… что ж, в таком случае я позволю им уйти.
В таком маловероятном случае.
— Марсель уже здесь, — говорю я.
Нужно покончить с ложью одним махом, ведь хуже точно не будет. Куда хуже-то?
— Где? — пугается Дезире.
— Вон, за колонной схоронился.
На сестру жалко смотреть. В глазах, приобретших в темноте оттенок малахита, застыла тоска, как в Тот Раз, когда Дезире лежала в телеге, стянутая по рукам и ногам. Не в силах выносить этот молящий взгляд, я чуть склоняю голову и рассматриваю грубый шов на бомбазине, там, где рукав смыкается с плечом.
