— Ты моя! Моя! Я волен делать с тобой все, что захочу! — Последовало несколько жестоких ударов по лицу и груди. — Для начала получишь несколько тумаков. Потом отделаю тебя так, чтобы впредь было неповадно перечить. Ну и, наконец, примерно накажу, чтобы на шелковой коже не осталось ни единого целого кусочка. Утром вернемся во Флоренцию — там тебя с нетерпением ожидает осел. Я много раз предупреждал, что ты находишься в моем полном распоряжении и зависишь от моего настроения. Но прежде чем убить тебя, заставлю ползать на коленях и благодарить за то, что смерть прекратит мучения. Что скажешь на это, надменная сука?
Бьянка посмотрела на мужа заплывшими от пощечин глазами.
— Скажу, что гореть тебе в аду, мерзавец! — Она набросилась на него с кулаками. Все тело болело от побоев, однако покоряться этому жалкому подобию человека Бьянка не собиралась. Она царапалась, плевалась, сыпала самыми страшными проклятиями, которые приходили на ум. Столь энергичного отпора Ровере явно не ожидал: на лице промелькнуло удивление. Однако он тут же рассмеялся и снова принялся лупить изо всех сил.
Внезапно, к огромному изумлению и облегчению госпожи, в холл ворвались все пять служанок, вооруженных метлами и сковородками. Общими усилиями они сначала оттащили злодея в сторону, а потом с криками и угрозами вытолкали за порог. Во дворе уже поджидал Примо: садовник посадил потрясенного насильника на коня и мастерски рассчитанным ударом отправил в стремительно сгущающуюся тьму.
Все произошло настолько неожиданно и быстро, что Ровере с трудом верил в реальность происходящего. Куда запропастились его люди? Что с ними случилось? Должно быть, трусы просто сбежали. Без обещанных денег? Странно. Скорее всего поджидают где-нибудь на дороге. Ночь выдалась холодной и сырой, и скоро пришлось остановиться, так как пошел дождь и рассмотреть узкую сельскую дорогу уже не удавалось. Однако при первой же возможности Ровере снова сел верхом и продолжил путь.
Сообщники все не появлялись, а до главной дороги на Флоренцию оставалось еще несколько миль. Безжалостно мучили голод и жажда, однако приходилось терпеть и медленно двигаться вперед. Иного выхода не было. Каждый встреченный перелесок — даже самый маленький — наводил ужас. Вдруг на холме показалась группа всадников. Сообщники? Нет, тех было всего четверо, а этих не меньше дюжины. Что ж, придется отдать деньги, которые предусмотрительно взял с собой, и поспешить на большую дорогу — возможно, там будет спокойнее. Как и следовало ожидать, всадники его окружили. Лица рассмотреть не удалось: их скрывали маски и глубоко надвинутые капюшоны.
— Я — известный адвокат Себастиано Ровере. Еду во Флоренцию, — собравшись с духом, заносчиво представился окончательно струсивший путник. — Возьмите мой кошелек, но пропустите на дорогу, чтобы до наступления ночи я смог добраться до приличного постоялого двора.
— Слезай с коня, — послышался низкий голос.
— Проявите благоразумие, — жалобно взмолился Ровере. — Животное ценности не представляет, а мне до города пешком не дойти.
В этот момент сильная рука выдернула его из седла.
— Нам не нужны ни твои деньги, ни твой конь, — пророкотал низкий голос. — Оплатить неисчислимые грехи тебе удастся только собственной жизнью.
Ровере окаменел от изумления.
— Кто вы? — с трудом произнес он, дрожа от страха. Эти люди собирались его убить. Нет, он не может умереть вот так глупо, посреди поля.
— Если согласитесь отпустить, получите все, что только пожелаете, — пробормотал он слабым, дрожащим голосом.
Незнакомцы громко рассмеялись, а тот, кто, видимо, был за старшего, покачал головой.
— Нет таких денег, за которые можно было бы купить твою жизнь. Страшные грехи смоет только кровь. Время пришло: жертвы разврата и жестокости взывают к безжалостной мести.
— Золото! Женщины! Все, что пожелаете! — окончательно обезумев, завопил Ровере и ощутил в штанах горячую влагу: страх неминуемой смерти действовал по собственным законам.
И снова всадники рассмеялись.
— Мы не варвары. Скорее произнеси свои молитвы, и да свершится справедливая кара.
— Скажите хотя бы, кто вы такие, чтобы я знал, кто взял на себя миссию, которую вы осмелились назвать справедливой, — взмолился Ровере. — Не забывайте, что имеете дело с уважаемым гражданином Флоренции.
— Нет, Ровере, никто тебя не уважает. Слабые боятся, а сильные презирают, причем они-то и составляют большинство. Ты слишком низко пал, так что спасение уже невозможно. Зло превысило все мыслимые пределы, и пришла пора предстать перед хозяином — тем, кого люди не называют по имени.
Двое схватили несчастного и скрутили руки, чтобы он не мог пошевелиться.
— Хочу узнать, кто вы! — повторил Ровере, когда приблизилась темная фигура с кинжалом в руке.
— Тебя судили силы добра и признали виновным в самых страшных грехах, — произнес оставшийся на коне человек с низким раскатистым голосом. — Ты приговорен к смерти. Лезвие кинжала отравлено: хотя всем известно, что сердца у тебя нет, мы даруем тебе милость быстрой смерти, которой были лишены твои невинные жертвы.
— Нееет! — крикнул Ровере, почувствовав, как острие кинжала вонзилось в грудь. Нееет! — повторил, когда лезвие несколько раз повернулось. Скоро яд начал действовать, легкие отказали, и наступило удушье. Палач сдернул маску, за которой скрывал лицо.
— Вы? — прохрипел Ровере на последнем дыхании и рухнул на землю: никто его больше не удерживал.
— Убедитесь, что негодяй мертв, — скомандовал предводитель. — Для надежности перережьте горло. Отрежьте член и яйца, засуньте ему в рот, чтобы все увидели, за что он казнен. Достойный конец для насильника и убийцы женщин.
Приказ был немедленно исполнен. Грязная кровь пролилась в дорожную жижу и начала сгущаться. Гениталии были грубо воткнуты в широко открытый рот, между посиневших губ.
Палач молча отвернулся и снова натянул на лицо маску.
— Оставьте на месте и коня, и кошелек. Пусть тот, кто найдет отвратительный труп, поймет, что это возмездие, а не ограбление.
Всадники ускакали, а в темном небе закружились почуявшие добычу стервятники.
Прошел без малого месяц, прежде чем Бьянка узнала, что Себастиано Ровере принял смерть по пути во Флоренцию. Она уже почти оправилась от жестоких побоев, которые муж успел причинить, пока отважные служанки не набросились на него и не выгнали из дома. Агата рассказала, что прежде они ловко расправились с четырьмя вооруженными сообщниками, нанятыми покойным. Руфина и Пиа, хорошенькие горничные, заманили бандитов глубокими декольте и задранными юбками, после чего Филомена и Джемма выбрали удобный момент и без шума перерезали всем четверым глотки.
— Они не разрешили мне участвовать в деле, — с нескрываемым облегчением поведала Агата. — Сказали, что городскую женщину замучает совесть, а крестьянка привыкла без сожаления делать то, что необходимо в данную минуту, и не думать о последствиях.
