— Но ведь у тебя и так уже есть две жены, — спокойно возразила Бьянка. — И жениться на мне ты не можешь. Ты ведь неверный, мусульманин. Разве позволительно внуку султана перейти в христианство?
— Нет, — тяжело вздохнул Амир. — Подобный шаг был бы расценен как предательство.
— Значит, мы оказались в тупике, дорогой, — заключила Бьянка. — Но меня вполне устраивает положение твоей любовницы. Никаких обязательств перед своей семьей я не имею. Родные принесли меня в жертву Ровере ради собственного благополучия, и забыть об этом вряд ли когда-нибудь удастся. Я их люблю, но распоряжаться своей жизнью больше не позволю.
Амир взглянул с удивлением.
— Что с тобой случилось?
Бьянка улыбнулась.
— Твоя любовь придала мне силы. Не хочу оставаться слабой женщиной, зависимой от отца или мужа. Вполне могу сама о себе позаботиться. Мне нравится жить в собственном доме, нравится считать Амира ибн Джема своим любовником. Теперь, познав настоящую свободу, не хочу принадлежать ни одному мужчине на свете.
Пораженный услышанным, Амир растерянно спросил:
— А что же будет, когда тебе надоест считать меня своим любовником?
Бьянка заметила в синих глазах боль. Не стоило говорить так откровенно и ранить мужскую гордость. Она совершила ошибку и больше ее не повторит.
— О милый! — воскликнула она и бросилась в его объятия. — Никогда я не устану от твоей страсти. Скорее ты разочаруешься во мне, когда постарею и растолстею.
Амир прижал возлюбленную к груди. Только теперь он смог в полной мере осознать ее ум и расчетливость, и открытие стало настоящим шоком. Поцеловал в темную макушку и согласился:
— Хорошо, пойду домой и оставлю тебя разбираться с непрошеными гостями.
А про себя добавил, что заодно обдумает неожиданный поворот событий и решит, сможет ли совладать с любимой, но абсолютно независимой женщиной.
Бьянка уловила в голосе нотки напряженности и посмотрела снизу вверх.
— Прошу, милый, не сердись. Надеюсь, ты лучше всех сможешь понять мою потребность в истинной свободе.
Амир вздохнул.
— Понимаю, — признался он и неохотно подумал, что и в самом деле понимает и принимает. — Больше того, в полной мере разделяю твои чувства, потому и живу в Флорентийской республике, а не в родной Османской империи, во дворце на берегу Черного моря. И все же откровенный разговор о стремлении к независимости меня удивляет. Прежде ты никогда не рассуждала о подобных вещах.
— До смерти мужа я не могла думать ни о чем подобном, — пожала плечами Бьянка.
— Да, конечно, — кивнул Амир и быстро поцеловал. — Дай знать, как только гости уедут.
— Обязательно, — пообещала Бьянка.
Амир окликнул Крикора и ушел.
Бьянка проводила его грустным взглядом и отправилась дать распоряжения слугам.
— Поместите братьев в гостевую комнату с окнами на море, а адвокату предоставьте спальню с окнами в сад, — приказала она Филомене. — Приготовь самую простую еду, — проинструктировала Джемму, — и подай приличное, но не лучшее вино. Не хочу, чтобы они здесь прижились. День-другой — и достаточно: дольше я эту компанию не вынесу.
— Надо бы срочно вызвать вашего отца, — посоветовала Агата.
— Зачем? — удивилась Бьянка.
— Он сможет дать дельный совет. Негоже вам разговаривать с непонятными людьми одной, без поддержки, — покачала головой всезнающая горничная.
— Мне не нужно ничего, кроме собственного приданого, — твердо заявила Бьянка. — Не собираюсь извлекать выгоду из смерти мужа, пусть и заслуженной.
— Но вы потратили на него немалую часть своей драгоценной жизни, да еще и вытерпели неслыханные мучения! — возмущенно воскликнула Агата.
Бьянка улыбнулась и похлопала служанку по руке, чтобы та успокоилась.
— Все, что когда-то принадлежало Ровере, проклято для меня. Ни за что не впущу в свой дом его злую тень, — пояснила она, зная, что Агата сочтет причину убедительной.
— Ах, конечно! — энергично закивала головой преданная служанка. — Теперь понимаю, понимаю. Вы так мудры; синьора Орианна одобрила бы решение.
— Помещу свои деньги в банк Медичи под проценты, — заключила Бьянка. — А теперь давай подготовимся к встрече гостей: чем быстрее начнутся переговоры, тем быстрее они уедут.
Наконец адвокат прибыл — как и собирался — в обществе сыновей Себастиано Ровере. В знак траура все трое были одеты в черное. Бьянка встретила визитеров в красном платье, расшитом золотыми нитями и крохотными бусинками из черного янтаря.
— Вы не оплакиваете супруга, сударыня? — осуждающе осведомился Ренцо Гуардини — высокий худой человек с узким длинным лицом.
— Я не видела мужа почти два года, — ответила Бьянка. — До того печального дня, когда он явился на виллу с дурными намерениями. Пока негодяя не выгнали, он успел жестоко меня избить, а его сообщники пытались изнасиловать служанок. Дело в том, что я требовала развода, а ему это очень не нравилось. Ровере был извергом. Не собираюсь лицемерить и делать вид, что оплакиваю человека, которого презирала. Того, чей развратный образ жизни печально известен всему городу. Надеюсь, сейчас он горит в аду. — Она немного помолчала и продолжила совсем другим, светским, тоном:
— Но что же мы здесь стоим! Давайте устроимся в библиотеке и поговорим, там удобнее обсуждать деловые вопросы.
Вслед за хозяйкой гости прошли по коридору в небольшую, но уютную комнату.
— Вот поднос с вином и бокалами, синьоры. Прошу, угощайтесь. У меня в доме лишь несколько служанок; правда, в саду и на конюшне работают двое мужчин. — Она села за стол, а посетители расположились в креслах и на диване — впрочем, не забыв о вине.
— Супруг оставил вам огромное состояние, — Ренцо Гуардини безотлагательно приступил к делу.
— Мне не нужно ничего, кроме собственного приданого и тех процентов, которые начислил бы на него надежный банк с момента помолвки и до смерти Ровере, — возразила Бьянка.
— Синьора, вы, кажется, не поняли, — забеспокоился адвокат. — Себастиано Ровере оставил своей вдове половину состояния, дворец и всех рабов.
— Неужели? — Бьянка искренне удивилась, но вскоре поняла, что без влияния отца в этом вопросе не обошлось. С выдвинутым будущим тестем условием Ровере согласился лишь потому, что стремился любым путем заполучить в жены самую красивую девушку Флоренции и решительно не собирался умирать первым.
— Именно так, — недовольно подтвердил Гуардини, всем своим видом показывая, что собеседница не заслуживает подобной щедрости.
— И все же я возьму только приданое с процентами, — повторила Бьянка. — Дом, где пришлось испытать постыдные унижения и мучительные страдания, мне не нужен. Рабов и рабынь освобожу — всех, кроме одной. — Бьянка посмотрела на Стефано. — Возьми Нудару и продай вместе с ее проклятым ослом тому, кто назначит максимальную цену. Вырученные деньги отвези в монастырь Санта-Мария дель Фьоре — тот, что недалеко от городских ворот, и отдай преподобной матери Баптисте.
