– Весьма лаконично и предельно точно. Да.
– Вы располагаете доказательствами?
– Нет. Но, – Дрессер поднял руку, призывая Торримонда выслушать его, – нам вот-вот удастся неопровержимо доказать, что именно Селлерби написал то самое поддельное письмо, которое стало причиной скандала на балу у Треттфордов, и позаботился, чтобы оно попало к человеку, который с радостью его обнародовал.
– Однако обвинение в убийстве – это совсем другое дело, сэр.
– Знаю. Но подумайте сами: у Ванса не было ровным счетом никаких причин убивать графа. Все сплетни о связи Ванса и Джорджии бездоказательны, а мысль о том, что блистательная леди Мей готова была бежать с таким человеком, просто смешна.
– Воистину так.
– Тогда зачем ему убивать Мейберри, если не ради денег? Я читал судебные протоколы; из них явствует, что Ванс намеренно заколол противника. Это была вовсе не случайность.
Губы Торримонда сжались в ниточку, однако спорить он не стал.
– А если ему заплатили, – продолжал Дрессер, – то кто мог это сделать? Наследник молодого графа Мейберри вне подозрений, у самого графа врагов не было – ни личных, ни политических. Сами скажите, кто выигрывал от его гибели?
Торримонду явно не понравилось услышанное, и он нехотя произнес:
– Ну… возможно, здравый смысл в ваших словах есть, но отсутствуют доказательства. Их нет.
– Это мне известно, но мы ищем доказательства. Возможно, Ванс откровенничал с кем-то… Хотя самый подходящий для этого человек – его секундант, но он военный и сейчас находится в Индии. Мы уже написали ему, но ответ может прийти и через полгода. Возможно, нам удастся найти самого Ванса.
– Год спустя? Насколько мне известно, родственники Джорджии предприняли для этого все усилия.
– Да. Похоже, ему каким-то образом удалось бесследно исчезнуть… – Дрессер встал из-за стола, отставив чашку в сторону. – Окажите любезность, Торримонд, велите подать бумагу, перо и чернильницу. Мне нужно отослать с кучером записку.
Брови виконта удивленно поползли вверх, но он исполнил просьбу гостя.
– Не соблаговолите ли поделиться со мной своим внезапным озарением? – сухо спросил он.
Дрессер улыбнулся:
– Понимаю, как я злоупотребляю вашим терпением. Примите искренние извинения. Мне нужно уведомить Перримана о том, что опасность куда серьезнее, чем мы с ним предполагали. Ведь Ванса так и не нашли, несмотря на то что семейство Перриман разослало во все консульства и посольства подробные описания его внешности и даже портреты. Что, если Ванс мертв?
– Такое вполне возможно, если он подался куда-то далеко, в неведомые страны.
– Но что, если он никогда не покидал пределов Англии? Что, если Селлерби устранил того единственного человека, который мог его уличить? Одним выстрелом он убивал двух зайцев: устранял свидетеля и избавлялся от надобности платить крупную сумму, обещанную Вансу за убийство.
– Черт возьми, голубчик, вы намекаете на хладнокровно обдуманное злодейство! И без единого доказательства!
– Если удастся установить, что Ванс мертв, как вам такое доказательство? А если мы с Перриманом узнаем в придачу, что умер он через несколько дней или даже часов после дуэли?
Торримонд разгневался не на шутку:
– Как вы намереваетесь это выяснять, черт вас побери обоих? Если он был убит, то осталось тело. А если осталось тело, оно должно было быть опознано! Где труп Ванса? Я вас спрашиваю, Дрессер, где его труп?
– В общей могиле для бедных и нищих. – Дрессер обмакнул перо в чернильницу. – Простите великодушно, Торримонд. Через пару минут я объясню вам свою мысль.
И он стал писать, тщательно подбирая слова, так чтобы смысл остался скрыт для непосвященного, но был понятен Перриману.
«Друг мой!
Мы благополучно добрались, путешествие было легким и приятным, так что все в порядке. Лорд Торримонд любезно оказал мне гостеприимство, и я на некоторое время задержусь у него. Однако хочу попросить Вас кое о чем. Я много думал о нашем с Вами знакомце, сэре Ч.В., и предположил, что с ним могло случиться несчастье. Разумеется, миновало много времени, однако я прослышал о том, что упомянутый наш знакомец обладал одной особенностью, которую непременно запомнили бы те, кто видел его тело, даже если останки уже нельзя было опознать. Речь идет о щедром даре природы. Возможно, Вы сможете навести справки и сообщить мне о результатах.
Надеюсь, Вы в достаточной мере заботитесь о своем здоровье, особенно в это непростое время года, и придирчиво относитесь к выбору кушаний. Мы говорили с Вами также и об опасностях, которые таит в себе лондонская вода.
С признательностью,
Дрессер»
Он сложил и запечатал послание, надеясь, что в последней части письма достаточно ясно намекнул на возможность отравления.
– Будьте так любезны, прикажите незамедлительно разбудить кучера, чтобы он доставил письмо адресату. А теперь я проверю на вас кое-какие свои подозрения.
Торримонд выполнил просьбу Дрессера, но вид у него был недовольный и настороженный.
– Ах если бы вы знали, Дрессер, как все это мне не нравится!
– Уверяю вас, ничуть не более, чем мне. Я предпочитаю безмятежное, спокойное житье.
– А вот о брате Джорджии я бы такого не сказал. Я с легкостью посчитал бы его обычным светским бездельником, если бы не знал наверняка, что некоторые его поступки более чем серьезны.
Это лишь утвердило Дрессера в его впечатлениях касательно Перри. Да, этот Торримонд – человек весьма проницательный.
– Итак, вы спрашивали, куда делось тело Ванса и почему не было опознано тотчас после его смерти. Но если тело было обнаружено лишь спустя много дней, а то и недель, то опознание представляется затруднительным, не правда ли? Особенно если оно в течение всего этого времени пребывало в воде.
Торримонд поморщился:
– Что ж, правдоподобно. А учитывая слух о бегстве Ванса, никто не стал бы беспокоиться о его пропаже. Но прошел уже целый год, и труп за это время превратился в скелет. Вам ничего не удастся доказать.
– Меня вовсе не интересует скелет Ванса. Мы говорим о трупе, который неминуемо должен был рано или поздно попасть в руки стражей порядка. Что происходит далее? Тело осматривают, выясняют, не произошло ли убийства, а затем хоронят как неопознанное в общей могиле. Полагаю, всякий, кто видел тело Ванса, хорошо запомнил его. Он был – прошу меня извинить – обладателем редкостных мужских статей, достойных иного племенного жеребца. И если рыбы не отъели его достоинство, такое богатство невозможно было не заметить. Неминуемо пошли бы разговоры, и, полагаю, тело втайне показывали многим как диковинку. И где-то в протоколах это обстоятельство должно быть упомянуто.
– Знаете, Дрессер, дело кажется мне все более отвратительным. Попрошу вас не упоминать об этом в присутствии моей супруги.
