– Н-н-ну да… но его можно вызвать сюда.
– Однако если он нуждается в приличном костюме, то здесь его негде будет взять.
– И ты хочешь сама посетить столичные магазины, разумеется, – сказала мать. – Так что заодно улучшишь и свой собственный внешний вид. – Она умолкла, обдумывая ситуацию – так, словно это был важный политический вопрос. – Мы определенно не хотим, чтобы лорд Дрессер чувствовал себя на балу не в своей тарелке.
– Определенно не хотим!
– Очень хорошо. – Джорджия уже готова была торжествовать победу, однако мать разрушила все ее надежды: – Я еду с тобой.
– И ты будешь надзирать за преображениями лорда Дрессера с моей легкой руки?
Мать посмотрела на дочь так, словно та предложила ей искупаться в Темзе.
– Я хочу побеседовать с твоим отцом. Далеко не обо всем можно написать. А поскольку в городе мы с тобой отправимся каждая по своему делу, тебя должны сопровождать горничная, а также лакей. Последний необходим на тот случай, – прибавила она, – если лорд Дрессер не сможет встретить тебя на причале и сопровождать с первой до последней минуты.
Такая перспектива не вдохновляла. Джорджия выдумала первый попавшийся предлог, чтобы отпроситься в Лондон, и вовсе не подумала о последствиях. Короткая встреча с Дрессером и пара дельных советов – это одно, а вот томиться в его обществе долгие часы – совсем другое.
– Так он не по душе тебе, дочка? Его грубоватые манеры оскорбили тебя?
Джорджия честно созналась, что дело вовсе не в его манерах, а совсем в ином: ей стыдно вспоминать свою реакцию на его внешность.
– Возможно, лакея будет довольно, если лорд Дрессер занят, – прибавила она.
– Сейчас я напишу ему. – Леди Эрнескрофт взяла новый листок и черкнула пару строк, но вдруг проницательно взглянула на Джорджию: – Ты ведь не намереваешься там напропалую развлекаться?
– Разумеется, нет!
– Придется поверить тебе на слово.
– Матушка! Ну зачем мне это нужно?
– Понятия не имею. Просто, зная тебя…
– Я прекрасно понимаю, что мое поведение должно быть выше всяческих похвал, что я должна быть вне подозрений, поэтому не намерена ввязываться ни в какие авантюры.
– От души на это надеюсь, однако… – Леди Эрнескрофт задумалась, и Джорджия затаила дыхание. Ей почудилось, что мать вот-вот переменит свое решение, однако та сказала: – Надеюсь также, что лорд Дрессер свободен и сможет тебя сопровождать. Он не позволит тебе своевольничать, а поскольку с тобой будет горничная, то приличия будут соблюдены и никто не посмеет раздуть из этого скандал.
Джорджии не понравилось напоминание о том, что кое-кто готов раздуть скандал на пустом месте, однако отказываться от поездки в Лондон она не намеревалась ни при каких условиях.
– Тогда я закажу лодку, – сказала она. – На завтра, матушка?
– Если это совпадет с планами лорда Дрессера. Мы получим ответ от него через несколько часов. – Леди Эрнескрофт обмакнула перо в чернильницу и приписала еще пару строк. – И лодку я закажу сама. – Она взглянула на дочь. – Если гардероб лорда Дрессера потребует пополнения, отведи его к Парджетеру.
– К Парджетеру? К этому старьевщику? Давно мечтала увидеть одежды, отвергнутые почтенными джентльменами!
– Ты могла бы отвезти туда кое-что из собственного гардероба.
– И на балу увидеть кого-нибудь в моем уникальном платье? Вот это был бы скандал, матушка!
– Полагаю, в этой мастерской их переделывают до неузнаваемости.
Мать дописала письмо и посыпала его песком.
– Нет, матушка, с моими туалетами такой фокус не пройдет. Кроме того, я намереваюсь многие из них носить.
– Надеюсь, ты не имела в виду костюм богини.
Джорджии немедленно захотелось появиться на балу у Уинни именно в нем, но это было бы полнейшим безумием.
– Нет, я не его имела в виду, матушка.
А вот «павлинье платье»…
– Так ты отказалась от мысли обновить свой гардероб?
– А разве у меня есть выбор? Моих денег на мелкие расходы для этого недостаточно, а перешивать наряды, чтобы их ненароком не узнали кумушки, я почитаю ниже своего достоинства.
– Твоя сила духа – это одновременно и благословение, и проклятие, Джорджия. Мне остается лишь молиться, чтобы Небеса победили… – Мать сложила и запечатала письмо. – Отошли это.
Взяв письмо, Джорджия удалилась, озадаченная последними словами матери. Отчего она заговорила про проклятие, про Небеса? Они же обсуждали всего-навсего платья.
Она отдала письмо лакею и поспешила к себе.
– Джейн, мы должны найти платье с павлиньим узором! Я надену его на бал!
– Вы же собирались надеть другое – ну, то, с вышитыми цветочками примулы.
– Которое я ни разу не надевала, потому что оно ужасно скучное!
– Вам и надобно надеть что-нибудь скромненькое, миледи, а то, с павлиньим узором, все помнят еще с прошлого сезона.
– В этом-то и штука! Я же сказала, что леди Мей вернется в свет во всем своем блеске! При чем тут какая-то унылая примула? Павлиний узор – ровно то, что нужно: мое триумфальное возвращение запомнит весь бомонд! А еще, Джейн, мы едем в Лондон! Уже завтра. Всего на денек, но мы непременно навестим твою сестру и узнаем все о последних модных новинках.
– Это потрясающая новость, миледи, – просияла Джейн и убежала разыскивать павлиний наряд.
Джорджия же пустилась в пляс, кружась в упоении по комнате.
Сестра Джейн, Мэри Гиффорд, была ее личной модисткой. Прежде она была простой портнихой, но однажды Джейн уговорила госпожу заказать у нее для зимнего сезона платье из зеленого бархата. И Мэри справилась с делом столь блистательно, что теперь Джорджия одевалась только у нее. С ее легкой руки Мэри теперь обшивала еще нескольких великосветских леди. Теперь попасть к ней считалось престижным, а цены на ее работу были необычайно высокими.
Платье с павлиньим узором тоже придумала она. Оно было сшито из прозрачного черного шелка, спереди красовалась роскошная вышивка в виде радужных перьев, однако изюминкой наряда был шлейф, с удивительной точностью имитирующий сложенный павлиний хвост.
Мэри сшила и поразительное платье с изысканным названием «embrun de mer»
[1]
– волны невесомой сверкающей прозрачной ткани всех оттенков зеленого свободно колыхались вокруг корсажа, а не были пришиты к нему, как у большинства платьев. В танце это произведение портновского искусства и впрямь напоминало морские брызги, оправдывая свое название. Даже надетое поверх корсажа и нижней юбки, оно выглядело волшебно.
У Мэри и Джейн были сомнения по поводу костюма богини, однако Джорджия настояла и была звездой на Пиру олимпийцев два года назад. Она изображала Афродиту в классическом греческом одеянии, которое создавало иллюзию полностью обнаженной груди. На самом же деле тело ее до самой шеи было скрыто плотно облегающей тканью телесного цвета. Это было потрясающе забавно, и Дикон так гордился ею.
